Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова

Ворон встрепенулся, расправил крылья, и вдруг по его телу пробежала судорога. Упало правое крыло, изогнулась шея, сломался хребет. Ежи услышал, как захрустели тонкие птичьи кости. Лапы подкосились, удлинились, перья втянулись под кожу. Голое уродливое тело изогнулось и вытянулось.

Ежи отвернулся в отвращении, ему снова захотелось сбежать. Не раз он видел, как Милош превращался в сокола, и всегда это пугало его, но старческое дряблое тело, что заново рождалось перед ним на полу, заставило тошноту приблизиться к горлу.

Ведьма обращалась долго, и Ежи слушал её хрипы и тихие стоны, слушал, как рвалась и заново срасталась кожа, как старуха после долго и тяжело дышала, лёжа на холодном полу.

У неё не было с собой одежды. Она осталась нагой. Ежи взглянул только краем глаза и в ужасе отвернулся, уставился в тёмный проход замка, и содрогнулся всем телом.

– Ты долфен, – старуха вздохнула ещё раз, собираясь с духом. – Долфен пойти в подсемелья са солотой силой.

– Что? – голова Ежи чуть дёрнулась на голос, но он вовремя остановил себя.

– В подфемельях мофгла офтаться сила. Солотая, чародейская, – пояснила старуха. – Если ты хочешь спасти Лебёдушку, – она весело хихикнула своим мыслям, – то долфен принести этой воды.

Ежи нахмурился.

– Откуда ты знаешь, что Венцеслава хочет спасти ребёнка?

– Откуда надо, оттуда и фнаю, – протянула Здислава, голос её излучал довольство, сладкое и тягучее, точно мёд. – Я смогу это сделать, но мне нуфна сила. Исконная, первородная. Под Совиной башней долфна была такая сохраниться.

– Может, и так, но я не пойду на верную смерть. Ты видела, сколько там нечисти? Охотников растерзали, как беззащитных детей. Я-то что смогу? Да я даже к яме подойти не успею, меня раньше сожрут.

– Не тебя, – уверенно возразила Здислава. – На тебе сащита, снак, – рука старухи дотянулась до груди Ежи, ткнула пальцем с уродливым кривым ногтём прямо в солнечное сплетение.

– Что?

– Я видела у тебя снак Старшей Совы, когда ты фил у нас в Грясдесе.

Оберег чародея с Трёх Холмов. Тот самый, что висел на груди Ежи вместе со священным солом.

– И он как-то должен мне помочь? – Ежи опять едва сдержался, чтобы не посмотреть на ведьму, ему хотелось заглянуть ей в глаза, проверить, не смеялась ли она над ним.

– Страфи примут тебя са своего, са чародея. Они раньфе все носили такой снак.

Неосознанно рука сама потянулась к оберегу. В ушах зажужжала мошкара. Откуда она зимой?

– А если ты ошибаешься? Если на меня нападут?

Старуха сердито закряхтела.

– Не офибаюсь. Я, хлопес, столько повидала, столько снаю, уф насчёт такого не офибусь.

Несложно было поверить, что старая ведьма знала куда больше, чем Милош и, быть может, Стжежимир. Одно только казалось подозрительным.

– Зачем это тебе? Зачем ты помогаешь Венцеславе?

– Не са просто так, но са плату. Я с неё попрошу.

Сомнения терзали Ежи. Выходило, что судьба Венцеславы оказалась в его руках.

– Но почему я должен идти?

Он взмахнул рукой, отмахиваясь от проклятой мошкары, и тут же ойкнул, когда его укусили за ухом.

Старуха хмыкнула.

– А в благодарность за работу я помогу тебе спастись. Это ведь тебе нусно?

Ежи не сразу нашёлся, что ответить.

Мог ли он оставаться в Совине после всего, что произошло? Гжегож, верно, был в ярости. Такой человек не мог простить предательство. Венцеслава, какими бы связями ни обладала, сама зависела от главы Тихой стражи. Но и без лекарственных снадобий Ежи долго протянуть не мог.

Если бы было к кому обратиться за советом!

– Ты знаешь, где теперь Милош?

– Сейчас в дороге, уже далеко отсюда, – сердито прокаркала ведьма.

– А моя мать?

– Снать не снаю, кто она и где.

Значит, Здислава следила только за Милошем. Быть может, ещё за Дарой, если та не умерла во время пожара.

– Ты поможешь мне найти Милоша?

Вместе они могли после разыскать и Горицу, и, что не менее важно, друг был способен приготовить нужные Ежи снадобья.

– Уговор.

– И ещё, – воскликнул Ежи, сам ещё не зная, что попросить у ведьмы. Рука его снова коснулась через рубаху совиного оберега. – Ещё мне нужно, чтобы ты помогла снять проклятие с одного чародея.

– Хм, – послышалось в стороне. – Сто есё?

Ежи так удивился сговорчивости старухи, что не сразу придумал, что можно попросить в уплату за службу.

– А ещё мне нужны записи лекаря Яцека. Он живёт здесь, в Совине. Яцек знает, как сделать снадобье, чтобы вылечить ребёнка чародея. Я… у меня от рождения слабые лёгкие…

– Пусторофдённый? Ты?! – воскликнула ведьма. – Вот бы не подумала. Сто фе, пусторофдённый, найду лекаря Ясека.

– Не называй меня так, – обиделся Ежи. – Никакой я не…

– Пустой, – повторила злорадно Здислава. – Посор для сародея.

Ежи вздрогнул от её слов. Позор. Он – позор. Но, наверное, ведьма была права. Что ещё могли испытывать гордые чародеи Совиной башни, если у них рождались дети без колдовского дара? Что почувствовал отец самого Ежи? Мог бы он полюбить родного сына, который только и способен, что чинить одежду и драить полы?

– Договорились? – спросила Здислава. – Пойдёфь в подсемелья?

Перед глазами мельтешили чёрные точки. Кружили, жужжали.

Холодок пробежал между лопаток от одной только мысли о городских подземельях. Гжегож говорил, что именно оттуда вырвался жыж.

– Что именно я должен сделать? Найти золотую воду?

– Сародейскую. Как в фарадальском фуде.

– И сколько нужно набрать? Бутыль или ведро?

– Сем больфе, тем лусфе.

Ежи почесал искусанную шею.

– Скоро рассвет, да и что, если Охотники вернутся? Вдруг меня поймают, когда я пойду обратно?

«Если, – чуть не сказал он. – Если я пойду обратно. Если меня не сожрут чудища, что обитают в подземельях под городом».

В душе уже созрела странная решимость. Откуда ей было взяться? Прежний Ежи никогда бы не согласился отправиться искать собственную смерть.

«Если только ведьма не навела на меня чары».

Последняя мысль была здравой, очень похожей на правду, но она ничуть не помогла сопротивляться глупому решению. Ежи уже приготовился исполнять указания Здиславы и подумал, что ведро для воды стоило взять на кухне, откуда слуги, скорее всего, сбежали, испугавшись нечисти.

– Я буду фдать тебя у выхода, – пообещала ведьма. – Не дам никому обидеть.