Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова

– Драгоценная моя…

Венцеслава отняла правую ладонь от лица и подала служанке. Щенсна погладила тонкую руку ласково, как гладят котёнка.

– Что же теперь? – пробормотала она.

Ежи остался в дверях. Он боялся сделать шаг вперёд или назад, но куда больше он боялся взгляда Венцеславы.

– Я ничего не говорил, клянусь, – вырвалось у него. – Ни слова. Да я даже не видел сегодня Гжегожа, сразу спать пошёл, а если бы он и спросил, то ни слова бы не сказал.

Венцеслава удивлённо посмотрела на него, выпрямилась, взмахнула слегка рукой, и Щенсна послушно отошла в сторону.

– Я верю тебе, – произнесла Венцеслава.

К ней вернулись спокойствие и тепло, как если бы в промёрзшей комнате загорелся печной огонь.

– Неужели ты не понял, что Тихая стража следит за тобой так же, как за мной?

Ежи распахнул рот, пытаясь что-то сказать, но только выпучил глаза, как попавшая в сети рыба.

– Гжегож, кажется, хотел, чтобы ты продолжал общаться со мной. Верно, он надеялся следить за моим отцом через тебя.

– Он не говорил ничего об этом.

– Но ведь обсуждал меня при тебе? Ежи, разве стал бы глава Тихой стражи доверять недавнему врагу? Гжегож Безродный не так глуп.

– А теперь он всё знает? Что я не… верен ему?

– Теперь мы с ним на одной стороне. Пока что.

Венцеслава приложила пальцы к вискам, нахмурила брови.

– Щенсна, милая, принеси отвар от головных болей и приоткрой окно. Здесь нечем дышать.

– Лебёдушка моя, застудишься.

– Ненадолго, только проветрить. Подай мне шубу, я укроюсь, чтобы не замёрзнуть.

Щенсна суетливо забегала по комнате, исполняя приказ. Венцеслава укуталась в серые песцовые меха, поёжилась. Взгляд её остался задумчивым, тяжёлым, пусть речи и движениям вернулась обычная мягкость.

– Сядь рядом, Ежи, – попросила она.

Парень оглянулся на Щенсну, опасаясь, что служанка поругает его за наглость, но та была занята, отворяя ставни. Морозный воздух хлынул в душную комнату яростной волной. Ежи присел на лавку возле Венцеславы осторожно, на самом краю, но Щенсна так и не обратила на него внимания, вышла поспешно из покоев.

Венцеслава улыбнулась, наблюдая за юношей, спрятала лицо до самых глаз в меховом воротнике и засмеялась. Ежи вжал голову в плечи.

– Что такое?

– Ты смешной, – ответила Лебёдушка. – Такой забавный, как щенок.

– Вовсе я не смешной, – пробубнил Ежи обиженно, а лицо пошло красными пятнами от смущения.

Девушка опустила воротник и сверкнула белозубой улыбкой.

– Я знаю, что ты не предавал меня, – неожиданно сказала она. – Но и Гжегож понимает теперь, что тебе нельзя доверять. Не думаю, что когда-нибудь он считал иначе.

– Он заботился обо мне, перевёл в тёплую комнату, велел Длугошу учить меня драться и нашёл целителя…

– Для тебя?

– Я болен.

Раньше Ежи не замечал, как внимательна Венцеслава. В её сияющих глазах легко было потеряться и тяжело заметить острую, что игла, проницательность. Пусть на этот раз ей не удалось скрыть любопытство, вопросов она всё же задавать не стала.

– Судя по всему, Щенсна показала тебе потайной ход. Ты же слышал весь разговор?

– Только его часть. Под конец вы говорили совсем тихо.

– Но суть ты уловил. Это правда, Ежи, мне придётся избавиться от дитя.

Руки ласково проскользили по густым мехам вниз, к животу, защищая, оберегая.

– Я намеренно спрашивала у тебя о снадобьях Стжежимира, стоило ожидать, что об этом немедленно доложат Гжегожу, и он тут же примчится сам. Вряд ли бы он решился говорить со мной в другом случае, но теперь я достойный враг, – улыбка вышла горькой, но яркой, как весеннее солнце.

Беззащитность её взгляда поразила Ежи. Он опасался сказать хоть слово, даже пошевелить пальцем.

– Вот, драгоценная моя, выпей, – вернулась Щенсна, протянула Венцеславе серебряный кубок с травяным отваром.

Служанка встала рядом, пока её госпожа пила, наблюдала обеспокоенно и будто совсем не замечала холода, хотя Ежи начинал зябко обнимать себя руками. Комната быстро остывала.

– Так что ты сказала ублюдку Гжегожу про дитя?

– Щенсна, – строго одёрнула служанку Венцеслава. – Не смей так выражаться.

– Прости, Лебёдушка, – заискивающе защебетала Щенсна. – Но сил моих нет видеть этого негодяя, сколько он крови у тебя выпил. Так что же?..

– Я сказала всё, о чём договаривались: что ищу умелого лекаря, который поможет избавиться от ребёнка.

Венцеслава вернула служанке кубок.

– Но в таком деле не лекарь нужен, а чародей.

– Зачем? – встрял в разговор Ежи.

Он чувствовал себя лишним и плохо понимал, почему его ещё не прогнали.

– Помнишь былину о первых рдзенских князьях? Они все появились на свет недоношенными. Младенцы рождались слабыми, едва живыми, и тогда их кидали в воды озера. Оно сияло золотом и наделяло княжеских детей небывалой силой и здоровьем, и самое главное, позволяло им жить. В былине говорится, они росли не по дням, а по часам, и пока обычный ребёнок только учился ползать, княжичи уже бегали.

– То былина, моя драгоценная, – напомнила Щенсна.

– Я тоже так думала, – Венцеслава вскинула подбородок, чтобы лучше рассмотреть служанку. – Пока осенью не помогла тебе, Ежи, выкрасть фарадальское чудо. Меня поразил тот яркий, небывалый свет, то золотое сияние и нездешние голоса. И это чудо спасло Милоша. Выходит, есть на самом деле золотые воды, значит, я могу спасти своего ребёнка.

– Если в озере у Совиной башни и были когда чародейские силы, то все пропали, – скривила губы Щенсна. – Сколько времени утекло со времён первых князей.

– Охотники теперь роют глубоко, – возразила Венцеслава. – Если что и осталось в подземельях, то мне нужно это добыть.

– Лучше вели отцу нанять людей и выкрасть ещё одно чудо у фарадалов. С этих проходимцев не убудет.

Рука Ежи будто по собственной, отделимой от него воли, потянулась к груди, туда, где под рубахой прятался совиный оберег. В который раз мысли вернулись к чародею на Трёх Холмах, тот мёрз теперь под глубокими снегами и всё ждал, ждал, когда вернётся к нему Ежи, когда исполнит обещание и подарит вечный покой.

Щенсна оглянулась на распахнутое окно и воскликнула раздражённо:

– Пошла прочь! Кыш, кыш! Проклятая птица.

Она вскочила с места и кинулась к окну, чтобы захлопнула ставни.

– Здесь сидел ворон, вы не видели? До чего же мерзкие птицы, – служанка задёрнула шторы. – Однако поздно уже, моя Лебёдушка. Пора тебе отдыхать, тревожный вышел день, долгий, – и она посмотрела недовольно на Ежи.