Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр

была уже на восьмом месяце, эта беременность отняла у нее больше сил, чем все предыдущие, и доктора беспокоились, но ей хотелось своими глазами увидеть Ральфа Уилфорда. Он не называл себя одним из ее братьев, однако в ней горела тусклая искорка надежды: вдруг за появлением этого нового самозванца скрывается что-то еще.

Однако Генрих был непреклонен:

– Вам нужно отдыхать, cariad. Я все вам расскажу позже. Беспокоиться не о чем, этот идиот не второй Уорбек.

Он вернулся меньше чем через час:

– Он – фантазер! Признался, что видел сны, побуждавшие его к тому, чтобы объявить себя Уориком и таким образом сделаться королем. Говорю вам, Бесси, мое терпение кончилось. Его повесят.

– Это выглядит очень жестоким на фоне того, как вы обошлись с Уорбеком.

– Бесси, Уилфорд – мой подданный. Покусившись на трон, он совершил измену, и наказание за нее – смерть. На меньшее я пойти не могу. Фердинанд и Изабелла узнают об этой истории, и я не хочу, чтобы из-за нее они отказались посылать свою дочь в Англию.

– Понимаю. – Елизавета на минуту задумалась. – Не будет ли разумным в таком случае провести по Лондону настоящего Уорика?

– Я не хочу поднимать шум, как было с Симнелом. Но преподам всем урок на примере Уилфорда, и мы сможем оставить все это позади. Надеюсь, что испанские суверены согласятся со мной.

– Молюсь об этом. Но, Генрих, скажите мне: нет ли других причин, почему вы не хотите предъявлять Уорика публике? Он здоров?

Долгие годы они редко упоминали ее кузена, но Елизавета всегда с болью сознавала, что тот по-прежнему томится в Тауэре. Ему уже должно было исполниться двадцать четыре года. Она гадала, как он справился с такой продолжительной изоляцией, наказанный ни за что, кроме того, что в нем текла королевская кровь, чего он никак не мог изменить. Жестокая судьба, но, учитывая, что двое человек пытались выдать себя за него и он всегда будет центром притяжения для мятежников, Генрих не имел другого выбора, кроме как держать его взаперти, и с этим ничего не поделать.

– Он здоров и не лишен комфорта, – ответил ей король, – но, как вам известно, Уорик простодушен, и я сомневаюсь, что он ждет от жизни чего-то большего, чем имеет.

– Вы видели его?

– Нет, но я получаю регулярные отчеты от его стражников. Не беспокойтесь, Бесси. О нем хорошо заботятся, и он находится в самом безопасном месте.

Скоро у Елизаветы должен был родиться ребенок. Она не могла дождаться окончания этой тяжелой беременности, потому что совсем измучилась. Короткие январские дни королева проводила в своих личных покоях в Гринвиче, сидела у очага и шила приданое для младенца или отдыхала, лежа на постели. Генрих приходил к ней так часто, как только мог, бесконечно суетился и постоянно спрашивал матушку Мэсси и врачей, все ли идет как положено.

– Со мной все в порядке, – заверила его Елизавета. – Нет причин беспокоиться.

– Вы никогда еще не чувствовали себя так плохо, – ответил Генрих.

– Но по словам матушки Мэсси, в этом нет ничего необычного, каждая беременность чем-то отличается от других.

Генрих сдался, но все равно выглядел обеспокоенным.

Елизавета уже собиралась затвориться в своих покоях, как вдруг ко двору неожиданно приехала Сесилия. Когда о ней объявили, Елизавета обрадовалась – будет с кем посплетничать во время уединения перед родами, так как другие ее сестры не могли разделить с нею это время. Маленький сын Анны Томас часто болел и нуждался в матери, Екатерина находилась далеко, в Девоне, а Бриджит жила в монастыре в Дартфорде. Однако, увидев Сесилию – бледную, в траурном платье, – Елизавета ужаснулась.

– Я не хочу быть обузой вам в такой момент, но мне пришлось приехать, – сказала Сесилия с выражением страдания на лице. – От меня ушли все. Мой Джон умер сегодня утром. Он кашлял, и у него вдруг начались проблемы с дыханием. Доктора ничего не могли сделать. А потом мои маленькие девочки заболели, Господь забрал и их тоже. – Ее лицо исказила безмолвная мука.

Елизавета с трудом поднялась с кресла и обняла Сесилию, вспомнив, как она чувствовала себя, когда умерла Бет.

– О моя дорогая сестра, я так вам сочувствую. Как это ужасно для вас!

– Мои любимые детки, мои ангелочки, – всхлипнула Сесилия. – Как я буду жить без них? И без Джона… Я полюбила его. Никогда не думала, что смогу любить кого-нибудь, после того как у меня забрали Ральфа, но Джон был хороший человек. Меня утешает лишь то, что теперь они все вместе на небесах. А я совсем одна в этом мире.

– Вы не одна, Сис. Ведь есть я, и Генрих о вас позаботится. Оставайтесь с нами и позвольте мне дать вам утешение.

Сесилия кивнула, они долго сидели вместе, разговаривали и плакали, потом Сесилия сказала, что это помогло ей вспомнить прошлое и перенестись в то время, когда обе они еще не были замужем и жизнь при дворе их отца шла гладко.

Через три дня повидаться с Сесилией пришел поверенный лорда Уэллеса, он сообщил, что в своем завещании ее супруг не упомянул всех прочих своих наследников и распорядился, чтобы вся его собственность перешла к ней, а тело похоронили там, где она, с одобрения короля, королевы и матери короля, посчитает удобным. Сесилия спросила Генриха, каково его мнение по этому вопросу, и тот распорядился, чтобы лорда Уэллеса похоронили с большими почестями в Вестминстерском аббатстве, сама Сесилия тоже этого хотела. После похорон Елизавета пригласила Сесилию к своему двору в качестве главной придворной дамы.

Леди Маргарет проявила к Сесилии большую доброту и пригласила ее пожить в Коллиуэстоне, куда сама намеревалась удалиться после того, как родится ребенок Елизаветы. Маргарет было уже пятьдесят шесть, она начала все сильнее обращаться к религии и планировала проводить меньше времени при дворе. Теперь она посещала мессы шесть раз в день, питалась скудно и строго соблюдала все дни постов. Елизавета знала, что Маргарет носит власяницу вместо сорочки в наказание за грехи.

Но это еще не все. Оставаясь супругой Дерби, Маргарет с благословения мужа решила принять обет целомудрия. Елизавета подозревала, что интимной близости между ними давно уже не существовало, если она когда-нибудь вообще была, учитывая, что рождение сына нанесло ущерб физическому здоровью Маргарет, но какой именно, Елизавета никогда не отваживалась спросить. Она присутствовала в церкви, когда ее свекровь, одетая в строгое платье, которое отныне будет носить, стоя на коленях перед епископом Лондона, приносила обеты.

Ребенок оказался мальчиком, к величайшей радости и