Зима мира - Кен Фоллетт

– Это большой дом, – сказал Берни.

– Был, – сказала Дейзи. – Сотни людей сгорели, и одному богу известно, сколько детей остались сиротами. Почти все, кого я везла, умерли по дороге в госпиталь.

Ллойд потянулся к ней через маленький столик и взял за руку.

Она оторвала взгляд от своей чашки.

– К этому привыкнуть невозможно. Уже думаешь – все, зачерствела. А оказывается – нет, – сказала она с тоской.

Этель сочувственно погладила ее по плечу.

Дейзи сказала:

– А мы отвечаем тем же семьям Германии.

– В число которых, полагаю, входят и мои старые друзья Мод с Вальтером и их дети, – сказала Этель.

– Ну разве это не ужасно? – Дейзи в отчаянии покачала головой. – Что с нами происходит?

– Что происходит с человеческой расой? – сказал Ллойд.

Берни, как всегда практичный, сказал:

– Чуть позже я схожу на Орандж-стрит и прослежу, чтобы для детей сделали все, что нужно.

– Я пойду с тобой, – сказала Этель.

Берни и Этель думали одинаково, им было легко работать вместе, часто казалось, что они читают мысли друг друга. Ллойд после возвращения настороженно приглядывался к ним, волнуясь, не повлияло ли на их брак известие, что у Этель никогда не было мужа по имени Тедди Уильямс и что отец Ллойда – граф Фицгерберт. Он наконец обсудил это с Дейзи, и теперь она знала всю правду. Как Берни относился к тому, что ему лгали на протяжении двадцати лет? Но Ллойд не видел никаких признаков того, чтобы все это имело значение. По-своему, без сентиментальности, Берни Этель обожал, и, на его взгляд, она не могла сделать ничего плохого. Он верил, что она никогда бы не причинила ему боль, и он был прав. Это давало Ллойду надежду, что у него когда-нибудь тоже может быть такой брак.

Дейзи заметила, что Ллойд в форме.

– Куда ты сегодня идешь?

– Я получил приглашение из Министерства иностранных дел. – Он взглянул на часы, стоящие на камине. – Мне пора.

– Я думала, ты им уже обо всем докладывал.

– Пойдем в мою комнату, я тебе расскажу, пока буду надевать галстук. Бери чай с собой.

Они поднялись наверх. Дейзи смотрела вокруг с интересом, и он сообразил, что она никогда не была у него в комнате. Он взглянул на свою узкую кровать, полку с романами на немецком, французском и испанском языках и письменный стол с рядом острых карандашей. Интересно, что она обо всем этом думает.

– Какая уютная маленькая комнатка, – сказала она.

Комната была не маленькая. Она была такого же размера, как остальные спальни в доме. Но у нее были другие представления.

Она взяла в руки фотографию в рамке. На ней была запечатлена семья Ллойда на берегу моря: маленький Ллойд в шортах, едва научившаяся ходить Милли в купальном костюмчике, молодая Этель в шляпе с большими полями, Берни в сером костюме и белой рубашке, верхняя пуговица расстегнута, на голове – носовой платок с завязанными на углах узелками.

– Это в Саутэнде, – сказал Ллойд. Он взял у нее чашку, поставил на туалетный столик, обнял ее и стал целовать в губы. Она отвечала на поцелуи с усталой нежностью, гладила его щеки, расслабленно прижавшись к нему.

Но через минуту он разомкнул объятия. Она слишком устала, чтобы приставать к ней с нежностями, а у него была назначена встреча.

Она разулась и легла на его кровать.

– Из Министерства обороны снова просили меня к ним зайти, – сказал он, завязывая галстук.

– Но ты же провел там столько часов, когда был в последний раз!

Это было так. Ему пришлось восстановить в памяти до мельчайших деталей все касавшееся времени его пребывания во Франции. Они желали знать звание и личный номер каждого встреченного им немца. Всех он, конечно, вспомнить не мог, но на курсах в Ти-Гуине занимался усердно и оказался в состоянии дать много информации.

Это был обычный для военной разведки опрос. Но его также расспрашивали о побеге – какими дорогами он шел, кто ему помогал. Их заинтересовали даже Морис и Марсель, и Ллойда упрекнули, что он не узнал их фамилии. Услышав о Терезе, все очень обрадовались: она явно могла стать ценным сотрудником и оказывать помощь беглецам и в дальнейшем.

– Сегодня я встречаюсь с другими. – Он взглянул на машинописный листок, лежащий на туалетном столике. – Отель «Метрополь» на Нортумберленд-авеню, комната четыреста двадцать четыре. – Это здание находилось возле Трафальгарской площади, в окружении правительственных зданий. – По-видимому, это новый отдел, который будет заниматься британскими военнопленными… – Ллойд надел фуражку и посмотрел в зеркало. – Я достаточно хорошо выгляжу?

Ответа не последовало. Он взглянул на кровать. Дейзи уснула.

Ллойд накрыл ее одеялом, поцеловал в лоб и вышел.

Он сообщил матери, что Дейзи спит на его кровати, и Этель сказала, что попозже заглянет проверить, хорошо ли она себя чувствует.

Ллойд поехал на метро в центр Лондона.

Он рассказал Дейзи правду о том, кто его родители, разрушив ее теорию, что он – сын Мод. Она сразу ему поверила, тем более что вдруг вспомнила, как Малыш ей говорил, что у Фица есть где-то незаконный сын.

– Как странно, – сказала она задумчиво. – Два англичанина, в которых я влюбилась, оказались братьями по отцу… – Она оценивающе оглядела Ллойда. – Ты унаследовал его красоту. А Малышу достался лишь его эгоизм.

Ллойд и Дейзи еще не занимались любовью. Одна из причин была в том, что по ночам она никогда не была свободна. А единственный раз, когда была возможность, ничего не вышло.

Это было в прошлое воскресенье дома у Дейзи, на Мэйфэр. По воскресеньям во второй половине дня у ее слуг был выходной, и она привела Ллойда в свою спальню. Дом был пуст. Но она нервничала и чувствовала себя неловко. Она поцеловала его, но потом отвернулась. Он положил руки ей на грудь, но она их скинула. Он смутился. Если ему не следовало так себя вести, то зачем они пришли в ее спальню?

– Прости, – наконец сказала она. – Я люблю тебя, но я не могу этого сделать. Я не могу изменить мужу в его собственном доме.

– Но он-то тебе изменял.

– Он хотя бы делал это где-то в другом месте.

– Ладно.

Она взглянула на него.

– Думаешь, я веду себя глупо?

Он пожал плечами.

– Ну да, после всего, что у нас уже было, мне кажется, ты ведешь себя чересчур педантично… но, как бы там ни было, что чувствуешь, то чувствуешь. Каким бы я был подонком, если бы стал настаивать, когда ты к этому не готова.

Она крепко обняла его.

– Я и раньше это говорила, – сказала она. – Ты взрослый.

– Но давай не будем портить весь вечер, – сказал он. – Пойдем в кино.