Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

Колтовская упоминается вместе с царем во время его поездки в Новгород в конце 1571 г. Еще до Освященного Собора. Она, как и Собакина, была дочерью коломенского дворянина. Не исключено, что она тоже участвовала в конкурсе невест, и когда Марфы не стало, государь сошелся с Анной. Но жениться на ней 28 апреля он никак не мог, поскольку лишь 29 апреля Собор дал разрешение на брак. Только разрешение! Это отнюдь не равнозначно венчанию. Дозволялся брак в будущем, а сперва, за нарушение церковных правил, на царя налагалась трехлетняя епитимья. Год он не мог входить в храмы, должен был молиться перед входом. Год должен был молиться с «припадающими» — кающимися, стоять службы на коленях, и только на третий год, на Пасху, допускался к Св. Причастию. Епитимья снималась лишь на время военных походов. А даже такой враг России, как иезуит Поссевино, отмечал, что Иван IV исполнял епитимьи очень строго. Но как же он мог венчаться, не входя в храм и не причащаясь?

Наконец, напомню, что летом 1572 г. царь составлял завещание. В нем названы три жены — Анастасия, Мария, Марфа. Колтовская вообще не фигурирует. Как же царь «забыл» собственную «супругу»? Анна в это время находилась рядом с ним, в Новгороде. В завещании, которое писалось в очень трудные дни для царя и всей России, есть и такие горькие слова: «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрел…» Вероятно, Анна не смогла стать человеком, душевно близким ему. Впрочем, после двух столь ярких и неординарных женщин, как Анастасия и Мария, замену им было найти очень непросто. Может быть, это и стало причиной охлаждения? И Колтовская, поняв, что царицей ей все равно не быть, ушла в монастырь? Хотя причина могла быть и какой-то другой.

Но мы не знаем даже времени, когда это произошло! Одни историки гадают, что Колтовская рассталась с царем осенью 1572 г. [53], другие — через два года [138]. Монастырь тоже называют наугад, в разных трудах фигурируют Горицкий, Тихвинский, Суздальский. Неизвестен монастырь, куда ушла «царица»! И «брак» с Васильчиковой расплывчато датируют «около» 1574–1575 гг. Потому что он нигде не упоминается. А не упоминается, потому что его и не было. И смерть Васильчиковой датируют наугад «около» 1576–1577 гг.

Так в чем же дело? Почему столько наворочено вокруг этой темы? Ответ очень прост. Он состоит в том, что на Западе любовницами монархов никого нельзя было удивить, для клеветы это не годилось. Иное дело — многоженство, преступление против религии. А в России пропагандистские сплетни подхватил Годунов, которому для собственных планов требовалось лишить царевича Дмитрия прав на престол. Поэтому Годунов объявил его мать, Марию Нагую «шестой» (кстати, не седьмой) супругой царя. Да, у Ивана Васильевича было несколько женщин. Он же не был извращенцем (хотя и это ему пытались приписать, когда за рубежом неправильно перевели придворный чин постельничего). Царь и не отрекался от своих связей. В ответ на поношения Курбского писал ему: «А скажешь, что я во вдовстве не терпел и чистоты не сохранил — все мы люди». И самого оппонента поддел тем же грехом: «Ты зачем поял стрелецкую жену?» Почему-то стрелецкую жену никто второй супругой Курбского не объявляет.

Но особенно поражает, что самая массированная волна возмущения по поводу «прелюбодейств» Грозного (как и насчет «преступной связи» его матери с Телепневым) была раздута в XIX–XX вв., во времена, когда нравы дворян и интеллигенции стали, мягко говоря, очень и очень вольными. Да и большинство читателей неужели не припомнит за собой несколько «приключений»? Когда евреи-фарисеи привели к Иисусу Христу женщину, уличенную в блуде, предлагая побить ее камнями, Господь сказал: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Иоанн, 8:7). Обвинители устыдились и разошлись. У российских историков совести оказалось поменьше, чем у фарисеев…

Колтовскую, Васильчикову, Мелентьеву (если она существовала) можно было бы назвать любовницами, но в XVI в. данное слово не употреблялось, а сейчас устарело. Тогдашний термин «прелестницы» и вовсе чужд для нас. А западное определение «фавориток» для них не годится. Они не грабили казну, не вымогали у монарха титулы, города, княжества. Не влияли на политику, не устраивали придворных склок. Не заполоняли правительство своими прихлебателями. Наверное, правильнее назвать их просто подругами. И мы этих подруг знаем поименно. Они жили рядом с царем. Любили его, каждая по-своему. В чем-то помогали ему. Как умели, согревали его своим душевным теплом. Каждая по-своему радовалась, страдала, переживала. Вот и спасибо им за то, что они были! Царствие им Небесное!

В августе 1572 г. царь отменил опричнину. Почему он это сделал? Во-первых, опричнина выполнила свою функцию. Широкий заговор, разъедавший страну, ликвидировали. Вотчинные боярские гнезда и сформировавшиеся вокруг них дворянские анклавы были в основном разрушены. Последнюю подобную акцию Иван Грозный осуществил в 1571 г., взял в опричнину часть Новгорода и две новгородских пятины. Общая политика ликвидации крупного вотчинного землевладения продолжилась и после опричнины, но ее можно было проводить уже постепенно, без чрезвычайных мер. Так, в 1580 г. вышел царский указ выкупать за деньги вотчины стародубских князей и раздавать их в поместья.

Но была и вторая причина. Идея военно-духовного братства, задуманная царем, не оправдала себя. И само братство на самом-то деле уже распалось. Некоторые его руководители скатились к измене. Для других идеал смиренного служения Господу и государю оказался чуждым, и предоставленные им огромные права оборачивались беззакониями. Так, после присоединения к государеву уделу новгородских земель ряд опричников, получивших здесь поместья, принялись теснить земских. Силой перегоняли к себе крестьян, обирали людей, подбрасывая якобы краденое имущество, изготовляли фальшивые указы о конфискациях. Когда Иван Васильевич в мае 1572 г. прибыл в Новгород, эти безобразия обнаружились, и виновных царь велел «пометать в Волхов» с камнями на шее.

Ну и наконец, опричников осталось очень мало. Худших покарали за их преступления. Лучшие погибли в сражениях с татарами в 1571 и 1572 гг. И опричнина была упразднена. Опричные органы управления сливались с земскими. К этому времени Боярская Дума поредела. Из 34 человек, состоявших в ней в 1550-х гг., осталось 18. Впрочем, это объяснялось не только репрессиями заговорщиков. Некоторые, как Бельский, погибли на войне, умерли от болезней или, как Шереметев, ушли на покой в монастырь. Иван Грозный широко пополнил Думу выдвиженцами «снизу», не по роду, а по способностям — думными дворянами. Таковыми стали, например, опричники Василий Грязной, Малюта Скуратов-Бельский. К князьям Бельским он не имел никакого отношения, он происходил из мелких детей боярских города Белой.

Кстати, в расхожих мифах об Иване Грозном Малюта почему-то выступает неразлучным его спутником. Где царь, там рядом с ним непременно оказывается и он. Хотя настоящая его роль в истории была очень короткой. Видное место он занял лишь в 1569 г., когда расследовался заговор, и возникли подозрения насчет Басмановых и Вяземского. А через четыре года Малюты не стало. Царь приблизил его как раз из-за того, что он отвечал идеалу опричника, был безусловно преданным и искренним слугой. Но возвышение одних «тянуло» других. В окружении царя появились племянники Малюты Богдан, Давид, Афанасий Бельские. А Борис Годунов, племянник царского постельничего, чтобы упрочить свое положение, женился на дочери Скуратова. Однако представлять дело так, будто высокие чины и должности приобретались исключительно по родственным протекциям, было бы неверно.