Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

Царь приехал в Москву 15 июня. Причем оказалось, что начать без него ликвидацию последствий страшной беды тоже никто не удосужился. Более-менее уцелел лишь Кремль, остальной город превратился в пепелище, был завален трупами, мертвые тела запрудили Москву-реку, три недели разлагались на жаре. Хоронить их было некому. Чтобы расчищать город и организовать погребение, Ивану Грозному пришлось наряжать «посоху» — мобилизовать по разнарядке крестьян. Иностранные источники называли разное количество жертв, вплоть до 800 тыс. Разумеется, эта фантастическая цифра не имеют ничего общего с действительностью. Девлет-Гирей был более реалистичен. Хвастаясь перед Сигизмундом, он писал, что угнал 60 тыс. пленных, и 60 тыс. русских погибло.

Но в любом случае, катастрофа была такого масштаба, что понадобился даже «фиктивный изменник». Нет, не в качестве козла отпущения, а для того, чтобы поддержать международный престиж. Чтобы соседи не сочли Русь окончательно ослабевшей, раз татары сумели с налету уничтожить столицу. Таким «изменником» стал Мстиславский. Настоящая его вина состояла лишь в том, что он не проявил инициативу, промедлил с докладом царю и не начал работы по захоронению людей. Но Мстиславский (конечно же, по договоренности с Иваном Грозным) признался, будто это он «изменою» навел хана на Москву. За подобное «покаяние» он никакого наказания не понес, государь объявил, что прощает его и назначил наместником в Новгород.

С подлинными виновниками царь обошелся куда суровее. Воеводы передового полка уже и раньше успели проштрафиться, Михаил Темрюкович — злоупотреблениями, Темкин-Ростовский был подручным Басмановых, собирал клевету на св. Филиппа. Теперь оба были казнены. Кстати, покарали их строго по закону. Как уже отмечалось, в феврале Дума приняла «Приговор о станичной и сторожевой службе», а в нем за неисполнение служебных обязанностей при несении разведки полагалась смертная казнь [142]. Не пощадил государь и воевод Яковлева и Лыкова, погубивших русские полки под Ревелем. Командир опричного отряда Воронцов, вместе с ними занимавшийся грабежами, был пострижен в монахи.

На татарский набег ответили казаки. Днепровские казаки во главе с Ружинским «впали за Перекоп», погромили улусы. А волжские казаки отплатили за измену ногайцам, совершили рейд на их столицу Сарайчик, разорили и сожгли его. Но эти удары не шли в сравнение с ущербом России. Девлет-Гирей прислал к царю гонца с оскорбительным подарком — ножом (дескать, можешь зарезаться). Передавал, что прислал бы коней, но они «утомились», вывозя добычу. Насмехался — я, мол, «искал тебя в Москве», а ты не захотел встретиться, скрылся.

Но Иван Грозный умел смирять себя. После чумы, голода, татарского нашествия положение было крайне тяжелым. Требовалась хотя бы передышка. Царь делал вид, будто не заметил оскорблений, направил посольства в Бахчисарай, в Стамбул. Выражал готовность примириться, шел на очень большие уступки. Соглашался уйти с Кавказа, приказал срыть Терский городок, раздражавший турок — все равно почти все местные князья перекинулись к Девлет-Гирею, удерживать крепость было трудно. Государь соглашался платить «поминки» хану, даже отдать Астрахань. Впрочем, еще надеялся схитрить. Писал своему постоянному представителю в Крыму Афанасию Нагому — при переговорах надо постараться выторговать, чтобы астраханского хана утверждали совместно крымцы и Москва.

Но таких уступок врагам России было уже мало. В Турции русских дипломатов встретили грубо и заносчиво. Селим II соглашался на мир только в том случае, если царь уступит Казань и Астрахань, а сам станет «подручным нашего высокого порога», т.е. признает себя вассалом султана. В Крыму были настроены еще более решительно. Зачем брать часть, если можно взять все? Прошлый поход показал, как легко громить Русь. Значит, оставалось ее добить совсем. В Бахчисарае уже распределяли наместничества — кому из мурз дать Москву, кому Владимир, Суздаль. Евреи-работорговцы вызывались спонсировать следующий поход, а за это получали от хана ярлыки на беспошлинную торговлю в русских городах.

Девлет-Гирей повелел воинам «не расседлывать коней». А вслед за ним и турки намеревались двинуть свои армии, закрепить владычество над Россией. Стало известно, что Селим просит у Сигизмунда «одолжить» Киев — хочет сделать его промежуточной базой для операций на севере. Молдавский господарь получил приказ султана строить мосты на Дунае и запасать продовольствие для войск [49]. В общем, было ясно, что следующим летом предстоит жаркая схватка. И речь шла уже не о территориях, не о взятых или потерянных городах. Речь шла о самом существовании Российской державы…

Царь лично распоряжался восстановлением Москвы. Всех уцелевших жителей перевел в Китай-город. Запретил строить дома за пределами стен, а внутри — возводить высокие деревянные строения, которые легко поджечь стрелами. К концу 1571 г. наконец-то прекратился мор, два года свирепствовавший по стране. Открылось свободное сообщение между различными районами, перевозки продовольствия, товаров. И государь решил использовать зиму, чтобы нанести удар по самому слабому из врагов, Швеции. Избежать войны на два фронта — принудить Юхана к миру, а к лету перебросить все силы на юг. Приказал собирать войска у крепости Орешек, сам выехал в Новгород.

Но… вот тут-то открылось, насколько действительно ослабела Русь! Множество воинов умерло от чумы. Погибли основные силы сразу двух русских армий — одной под Ревелем, другой в Москве. А ведь дети боярские с малых лет обучались сидеть на коне, владеть оружием. Заменить таких профессионалов было некем. У других пострадали хозяйства, крестьяне умерли от эпидемии, разошлись из-за голода или были угнаны татарами. И помещики не могли привести положенное количество ратников. Раньше царское войско умножали черкесы, ногайцы, черемисы, башкиры. Сейчас одни из них перешли к врагам, другие стали ненадежны. Той непобедимой армии, которая брала Казань, Дерпт, Полоцк, больше не существовало! По призыву царя стекались жидкие отряды, на худых лошадях. Самым боеспособным ядром оказался корпус касимовских татар служилого царя Саин-Булата.

Вести наступление с подобными контингентами нечего было и думать. И тогда царь начал… отчаянно блефовать. Он вызвал шведских послов, все еще находившихся в России под арестом. Принялся нарочно брать их «на пушку», предъявив самые что ни на есть высокомерные условия. Даже называл себя «властителем Швеции» и указывал, что Юхан должен быть его вассалом. Лишь позже, в ходе переговоров, как бы смягчился, ограничился требованиями отказаться от Эстонии, вступить в союз с Россией и уплатить 10 тыс. ефимков за обиду русских дипломатов. И притворился, будто он только по просьбам послов соглашается до лета отложить вторжение в Швецию.

Хотя какое уж там вторжение! Наоборот, теперь нашествия ждала сама Россия. В феврале эвакуировали в Новгород казну, ценности, архивы. Надежды на то, что удастся защитить Москву, были не столь уж велики. И только ли Москву! При наступлении татар и турок должны были взбунтоваться казанские земли, Астрахань. Разгромом Руси никак не преминули бы воспользоваться поляки, шведы. Сил было так мало, а их еще требовалось разделять! Усиливать войска в Поволжье, гарнизоны крепостей на западе. На рубеж Оки ратников скребли «с миру по нитке». Командовать армией были назначены лучшие полководцы Михаил Воротынский и Дмитрий Хворостинин. Но сохранились данные, сколько войск было у них в подчинении. Разрядный приказ сообщал: «И всего во всех полках со всеми воеводами всяких людей 20043, опричь Мишки с казаки» [117].