Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эрик, – всхлипнула она. – Не уходи.
– Я вернусь, – ответил он, опуская её на пол и касаясь сжатыми губами её щёчки. И повторил: – Я вернусь, Алиса.
Алиса молча кивнула и проводила его до дверей. Ведь он всегда возвращался.
До завода Эркин уже бежал. Торопливо, чуть не обрывая пуговицы и крючки, переоделся в пустой бытовке и без двух минут два вылетел на рабочий двор.
– Ага, Мороз, – Медведев возник перед ним как из-под земли. – Машину, вон, видишь? Давай, там Колька с Петрей зашиваются.
И исчез. А Эркин побежал к машине. Грузить в кузов картонные, но тяжеленные коробки. Едва управились с коробками, так снова контейнеры. Мучительно знакомо ныло в животе. «Давно голодным не ходил», – сообразил Эркин и усмехнулся. Ладно, до обеда он дотерпит.
– Мороз, а что за праздник индейский вчера был? – спросил за обедом Колька.
Эркин с трудом оторвался от тарелки со щами.
– Чего?
– Ну, старшо́й тебя вечор отпускал. Попраздновать, – объяснил Геныч.
– Ряха трепанул? – на всякий случай уточнил Эркин.
– А кто ж ещё? – хмыкнул Петря. – Так чё за праздник?
– День Свободы, – улыбнулся Эркин. – Год назад рабство отменили.
– А-а! – понимающе протянул Колька. – Это да, это я помню. Перед демобилизацией как раз говорили. Политрук аж целую лекцию забабахал.
– И я помню, – кивнул Геныч.
– Ага, – расплылся в улыбке Петря. – В школе училка говорила. Вместо контрольной. Здоровско было. Слушай, а ты к этому празднику с какого боку? Разве индеев он касался?
Эркин оторопело посмотрел на него, не зная, что ответить.
– Значит, касался, – спокойно сказал Геныч.
– Как отпраздновал-то? – глаза у Кольки хитро блестели в ожидании рассказа.
Но ответ Эркина его разочаровал.
– Чай с тортом пил.
– Ну-у, я всерьёз, а ты…
– И я всерьёз, – улыбнулся Эркин.
– Не-е, – покрутил головой Петря. – Это ж какой праздник без гульбы?
– Угу, – хмыкнул Геныч. – Раз не дрался, то и не гулял. Так, что ли?
– А то! – задиристо вскинул голову Петря.
– Ничо, – успокоил его Колька. – На Святках погуляем.
– Ага, стенка знатная будет, – авторитетно кивнул Петря и тут же покраснел под насмешливым взглядом Геныча.
Спрашивать, что за стенка, если говорили о гульбе, было уже некогда. Последние капли компота вытряхиваются в рот, и на выход. Пока они не заступят, Медведев никого в столовую не отпустит.
И снова ослепительно белые прожектор а ы, блестящие контейнеры, лязг металла о металл, крики, автомобильные и паровозные сигналы, грохот крепёжных цепей, липнущая к потному телу одежда, обжигающий губы холодный ветер… Эркин не понимал, да и не пытался понимать, что и куда он тащит, вкатывает и выкатывает. Быстрее… не тряхнуть… эти не наклонять!.. скорее… не дёргай… это туда… эти… оставить? Ну и пусть стоят… Да их навалом можно… быстрее… у Кольки контейнер застрял, сейчас придавит… кой чёрт тут масло разлил?!.. толкать надо… братцы, Ряху придавили!.. Нажми ещё, чтоб дурь вышла!.. вышла!.. И вдруг:
– Всё, Мороз, вали в бытовку. Завтра в двенадцать.
– Ага, – выдыхает Эркин и из последних сил спрашивает: – В субботу как?
– Завтра и узнаешь, – отмахивается Медведев и убегает с криком: – Куд-да ты их тащишь, мать твою, это ж из третьего, их…
Конец фразы утонул в грохоте сцепляемых вагонов. Эркин тряхнул головой и побрёл в бытовку. Уже у входа его нагнал Колька.
– Слышь, а ты чего про субботу спрашивал?
– Беженское новоселье в субботу, – язык почему-то ворочался плохо, и слова натужно выталкивались.
– А! – понимающе кивнул Колька. – У дружка, что ли? Ну, чёрный, длинный такой. Тимофей, вроде.
Эркин кивнул. Говорить ему совсем не хотелось.
В бытовке было тесно. Ряха опять сидел за столом и словно спал, уткнувшись лицом в свою шапку. Остальные переодевались. Эркин протолкался к своему шкафчику, отпер замок и сдёрнул с головы ушанку. Волосы были мокрыми, и он подумал, что, пожалуй, Медведев, переодеваясь, и шапку меняет не от форса и выпендрёжа, и ему самому тоже бы так стоило. Не спеша, преодолевая тягучую усталость в мышцах, он разделся до белья, снял нижнюю рубашку: как ни крути, но если он сейчас не потянется хоть немного, то до дома не дойдёт, прямо здесь за столом уснёт, как Ряха. И как накликал.
– Во, ща вождь танцевать будет, – заверещал за его спиной Ряха. – Духов заклинать, понимаешь ли.
– А пошёл бы ты, Ряха!.. – не выдержал Эркин.
Дружный хохот перекрыл конец длинной фразы.
– Вот это загнул! – со слезами на глазах крутил головой Колька. – Вот это я понимаю! По-нашенски, по-флотски!
– Однако крепко ругаешься, – хмыкнул Антип.
– Могу и крепче, – всё ещё сердито буркнул Эркин.
Он сцепил руки на затылке, осторожно, чтобы никого не задеть, качнулся вправо, влево… Нет, всё равно не получится. Эркин взял полотенце и пошёл к раковине.
– Да не злись, Мороз, – отсмеявшись, сказал Серёня. – У Ряхи же язык без костей.
– А я при чём?
Эркин быстро умылся, обтёр торс холодной водой и стал растираться полотенцем.
– В сам деле, Ряха, – Колька возился в своём шкафчике. – Чего ты цепляешься? Гимнастики не видел?
– Я-то видел, – голос Ряхи стал серьёзным. – А вот он откуда её знает?
– А твоё какое дело? Мешает он тебе?
Ряха промолчал, явно не желая заводиться. Эркин вернулся к своему шкафчику, оделся. Ряха, по-прежнему сидя за столом, исподлобья, будто ожидая удара, следил за ним.
– Мороз, идёшь? – позвал от двери Миняй.
– Иду, – откликнулся Эркин, запирая шкафчик.
И, пока они шли по коридорам к внутренней, а затем внешней проходным, Эркин по возможности играл под одеждой мускулами, гоняя волну. Волна на шаге – не простое дело, это когда нагишом танцевали, в одежде тяжело, и волна некрасивая, зажатая, но ему ж только усталость отогнать, сойдёт и так. И сошло. К выходу на улицу он уже шёл легче.
– Фу-у, – вздохнул на улице Миняй. – Ну, гонка, не помню такого.
– Ничего, – улыбнулся Эркин. – Бывало и хуже.
– Это-то да, конечно, – согласился Миняй, поворачиваясь на ходу спиной к ветру и закуривая. – Ты к Тимофею-то идёшь?
– К Тиму? Иду, конечно. Только он в субботу тоже работает.
– Говорил с ним?
– Нет. С Зиной. Когда картошку с грузовика у дома покупали.
Этим Миняй заинтересовался больше всего и, подробно расспросив Эркина о цене, размере вёдер, виде и цвете картофелин, сокрушённо покачал головой.
– Если моя не подсуетилась… хреново. На рынок только в воскресенье получится, а там уж все цены как скакнут… – Миняй затейливо выругался.
Эркин кивнул.
– Я сегодня на рынке был. Уже всё дороже стало.
– Ну вот, – Миняй пыхнул сигаретой. – Ёлку-то купил?
– Да, – улыбнулся Эркин. – И… крестовину, и подарки.
У дома они расстались и разошлись