Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

— Parole d`honneur, sans parler de ce que je vous dois, j`aide l`amitie pour vous. Puis-je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi.C`est a la vie et a la mort. C`est la main sur le c?ur que je vous le dis,[Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вамдружбу. Не могу ли я сделать для вас что-нибудь? Располагайте мною. Это нажизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце, ] — сказал он,ударяя себя в грудь.

— Merci, — сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально наПьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по-немецки, илицо его вдруг просияло.

— Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случаепью за вашу дружбу!] — весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взялналитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и взадумчиво-меланхолической позе облокотился на стол.

— Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, —начал он. — Qui m`aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons auservice de Bonaparte, comme nous l`appellions jadis. Et cependant me voila aMoscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, — продолжал он грустным я мернымголосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, — que notrenom est l`un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны.Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе уБонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надовам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции. ]

И с легкой и наивной откровенностью француза капитанрассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость,все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моябедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.

— Mais tout ca ce n`est que la mise en scene de la vie, lefond c`est l`amour? L`amour! N`est ce pas, monsieur; Pierre? — сказал он,оживляясь. — Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь,сущность же ее — это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик. ]

Пьер опять выпил и налил себе третий.

— Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] — икапитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и освоих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить,глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, скоторым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаляимели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительнуюпрелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искреннимубеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчивоописывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.

Очевидно было, что l`amour, которую так любил француз, былани та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда-то к своейжене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал кНаташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал — одна была l`amour descharretiers, другая l`amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая — любовьдурней. ]; l`amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно внеестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которыепридавали главную прелесть чувству.

Так капитан рассказал трогательную историю своей любви кодной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время кпрелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительноймаркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, чтомать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще итеперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом онрассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) рольмужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d`Allemagne, где asileзначит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunesfilles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустныйсуп и где молодые девушки слишком белокуры. ]

Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памятикапитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом,состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитанаэпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему своюобворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время каксам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительнаяполька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужужену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!»[Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протерглаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этомтрогательном воспоминании.

Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюювечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорилкапитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдругпочему-то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, егособственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая всвоем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказамиРамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою всемалейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви уСухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ниразу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что-тоочень значительное и поэтическое.

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», — слышал он теперьсказанные ею слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик,выбившуюся прядь волос… и что-то трогательное, умиляющее представлялось ему вовсем этом.

Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитанобратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувствосамопожертвования для любви и зависти к законному мужу.

Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовалнеобходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как оннесколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизньлюбил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не можетпринадлежать ему.

— Tiens! [Вишь ты!] — сказал капитан.