Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Тогда захвати с собой мертвый скальп, гурон, — ответил пленник твердо, хотя без всякого напыщенного хвастовства. — Я полагаю, мой час пришел, и то, что должно свершиться, пусть свершится скорее. Если вы хотите пытать меня, постараюсь выдержать это, хотя ни один человек не может отвечать за свою натуру, пока не отведал мучений.

— Бледнолицая дворняжка начинает поджимать хвост! — крикнул молодой болтливый дикарь, носивший весьма подходящую для него кличку Красный Ворон. Это прозвище он получил от французов за свою постоянную готовность производить несвоевременный шум. — Он не воин — он убил Рысь, глядя назад, чтобы не видеть вспышки своего собственного ружья. Он уже хрюкает, как боров; когда гуронские женщины начнут мучить его, он будет пищать, как котенок дикой кошки. Он — делаварская баба, одевшаяся в шкуру ингиза.

— Болтай, парень, болтай! — возразил Зверобой невозмутимо. — Ни на что другое ты не способен, и я вправе не обращать на это внимания. Слова могут разозлить женщин, но они вряд ли сделают ножи более острыми, огонь более жарким или ружья более меткими!

Тут вмешался Расщепленный Дуб; обругав Красного Ворона за несвоевременное вмешательство, он приказал связать пленника. Это было сделано не из боязни, что он убежит, и не потому, что он не смог бы выдержать пытку, если бы его не связали, но из желания заставить пленника почувствовать собственное бессилие и поколебать его решимость, расшатывая ее исподволь и понемногу.

Зверобой не оказал никакого сопротивления. Охотно и почти весело он подставил свои руки и ноги, которые, по приказу вождя, стянули лыковыми веревками с таким расчетом, чтобы причинить как можно меньше боли. Распоряжение это было отдано по секрету, в надежде, что пленник согласится, наконец, спасти себя от более серьезных телесных страданий и возьмет Сумаху себе в жены. Связав Зверобоя так, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, его поднесли к молоденькому деревцу и привязали там, чтобы он не упал. Руки его были вытянуты вдоль бедер и все тело опутано веревками, так что пленник как бы совершенно прирос к дереву. Шапку с него сняли, и он, наполовину стоя на собственных ногах и наполовину поддерживаемый путами, готовился как можно лучше выдержать предстоящее ему испытание.

Однако, прежде чем дойти до крайности, Расщепленный Дуб хотел еще раз испытать решимость пленника, попробовав уговорить его пойти на соглашение. Достигнуть этого можно было только одним способом, ибо согласие Сумахи считалось необходимым там, где шла речь о ее праве на месть. С этой целью женщине предложили выступить вперед и лично отстаивать свои притязания; итак, она должна была играть главную роль в предстоящих переговорах. Индейские женщины в молодости обычно бывают кротки и покорны, у них приятные, музыкальные голоса и веселый смех; но непосильная работа и страдания в большинстве случаев лишают их всех этих качеств, когда они достигают того возраста, который Сумаха уже давно миновала. Голоса индианок становятся грубыми под влиянием злобы и ненависти, а если они вдобавок по-настоящему выйдут из себя, их пронзительный визг делается совершенно нестерпимым. Впрочем, Сумаха была не совсем лишена женственной привлекательности и еще недавно слыла красавицей. Она продолжала считать себя красавицей и теперь, когда время и тяжелый труд разрушительно подействовали на ее внешность.

По приказу Расщепленного Дуба женщины, собравшиеся вокруг, постарались уверить безутешную вдову, что Зверобой, быть может, еще предпочтет войти в ее вигвам, вместо того чтобы удалиться в страну духов. Все это вождь делал, надеясь включить в состав своего племени величайшего охотника всей тамошней области и вместе с тем дать мужа женщине, с которой, вероятно, будет много хлопот, если ее требования на внимание и заботу со стороны племени останутся неудовлетворенными.

В соответствии с этим планом Сумахе по секрету посоветовали войти внутрь круга и обратиться к чувству справедливости пленника, прежде чем ирокезы прибегнут к крайним мерам. Сумаха охотно согласилась; индейской женщине столь же приятно стать женой знаменитого охотника, как ее более цивилизованным сестрам отдать свою руку богачу. У индейских женщин чувство материнского долга господствует над всеми другими соображениями, поэтому вдова не чувствовала того смущения, которое у нас испытывала бы даже самая отважная охотница за богатыми женихами. Сумаха выступила вперед, держа за руки детей, которые своим присутствием полностью оправдывали ее поведение.

— Вот видишь, я перед тобой, жестокий бледнолицый, — начала женщина. — Твой собственный рассудок должен подсказать тебе, чего я хочу. Я нашла тебя; я не могу найти ни Рыси, ни Пантеры. Я искала их на озере, в лесах, на облаках. Я не могу сказать, куда они ушли.

— Нет сомнения, что оба твоих воина удалились в поля, богатые дичью, и в свое время ты снова увидишь их там. Жена и сестра бравых храбрецов имеет право ожидать такого конца своего земного поприща.

— Жестокий бледнолицый, что сделали тебе мои воины? Почему ты убил их? Они были лучшими охотниками и самыми смелыми молодыми людьми в целом племени! Великий дух хотел, чтобы они жили, пока не побелеют, как ветви ясеня, и не упадут от собственной тяжести…

— Ну-ну, добрая Сумаха, — перебил ее Зверобой, у которого любовь к правде была слишком сильна, чтобы терпеливо слушать такие преувеличения даже из уст огорченной вдовы, — ну-ну, добрая Сумаха, это значит немного хватить через край, даже по вашим индейским понятиям. Молодыми людьми они давно уже перестали быть, так же как и тебя нельзя назвать молодой женщиной; а что касается желания Великого духа, то это прискорбная ошибка с твоей стороны, потому что чего захочет Великий дух, то исполняется. Правда, оба твоих воина не сделали мне ничего худого. Я поднял на них мою руку не за то, что они сделали, а за то, что старались сделать. Таков естественный закон: делай другим то, что они хотят сделать тебе.

— Это так! У Сумахи только один язык: она может рассказать только одну историю. Бледнолицый поразил гуронов, чтобы гуроны не поразили его. Гуроны — справедливый народ; они готовы забыть об этом. Вожди закроют глаза и притворятся, будто ничего не видят. Молодые люди поверят, что Пантера и Рысь отправились на дальнюю охоту и не вернулись, а Сумаха возьмет своих детей на руки, пойдет в хижину бледнолицего и скажет: гляди, это твои дети, так же как мои; корми нас, и мы будем жить с тобой.

— Эти условия для меня не подходят, женщина: сочувствую твоим потерям, которые, несомненно, тяжелы, но не могу принять твои условия. Если бы мы жили по соседству, то снабжать тебя дичью было бы мне нетрудно. Но, говоря по чести, стать твоим мужем и отцом твоих детей я не испытываю никакого желания.

— Взгляни на этого мальчика, жестокий бледнолицый! У него нет отца, который учил бы его убивать дичь или снимать скальпы. Взгляни на эту девочку. Какой юноша придет искать себе жену в вигвам, где нет хозяина? У меня еще осталось много детей в Канаде, и Убийца Оленей найдет там столько голодных ртов, сколько может пожелать его сердце.

— Говорю тебе, женщина, — воскликнул Зверобой, которого отнюдь не соблазняла картина, нарисованная вдовой, — все это не для меня! Твое племя и твои родственники должны позаботиться о сиротах, и пусть люди бездетные усыновляют твоих детей. А я не имею потомства, и мне не нужна жена. Теперь ступай, Сумаха, оставь меня в руках вождей.