Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Да, и она краснокожая, а я белый. Кроме того, Гетти, предположите, что вы вышли замуж за человека ваших лет и положения — например, за Гарри Непоседу (Зверобой позволил себе привести этот пример только потому, что Гарри Марч был единственный молодой человек, знакомый им обоим), — и предположите, что он пал на тропе войны; неужели вы согласились бы выйти замуж за его убийцу?

— О, нет, нет, нет! — ответила девушка, содрогаясь. — Это было бы грешно и бессердечно, и ни одна христианка не решилась бы на такой поступок. Я знаю, что никогда не выйду замуж за Непоседу, но если бы он был моим мужем, я бы ни за кого не вышла после его смерти.

— Я так и знал, что вы поймете меня, когда вдумаетесь во все обстоятельства. Для меня невозможно жениться на Сумахе. Я думаю, что даже смерть будет гораздо приятнее и естественнее, чем женитьба на такой женщине…

— Не говорите так громко, — перебила его Гетти. — Я полагаю, ей неприятно будет слышать это. Я уверена, что Непоседа женился бы даже на мне, лишь бы избежать пыток, хотя я слабоумная; и меня бы убила мысль, что он предпочитает лучше умереть, чем стать моим мужем.

— Что вы, девочка! Разве можно сравнивать вас с Сумахой? Ведь вы хорошенькая девушка, с добрым сердцем, приятной улыбкой и ласковыми глазами. Непоседа должен был бы гордиться, обвенчавшись с вами в самые лучшие и счастливые дни своей жизни, а вовсе не для того, чтобы избавиться от угрожающей беды. Однако послушайтесь моего совета и никогда не говорите с Непоседой об этих вещах.

— Я не скажу ему об этом ни за что на свете! — воскликнула девушка, испуганно оглядываясь вокруг и краснея, сама не зная почему. — Мать всегда говорила, что молодые женщины не должны навязываться мужчинам и высказывать свои чувства, пока их об этом не спросят. О, я никогда не забываю того, что говорила мне мать! Какая жалость, что Непоседа так красив! Не будь он так красив, я думаю, он меньше нравился бы девушкам, и ему легче было бы сделать свой выбор.

— Бедная девочка, бедная девочка, все это довольно ясно! Не будем больше говорить об этих вещах. Если бы вы были в здравом уме, то пожалели бы, что посвятили постороннего в ваш секрет… Скажите мне, Гетти, что сталось с гуронами? Почему они оставили вас бродить по этой косе, как будто вы тоже пленница?

— Я не пленница, Зверобой, я свободная девушка и хожу везде, где мне угодно. Никто не посмеет обидеть меня. Нет, нет, Гетти Хаттер ничего не боится, она в хороших руках. Гуроны собрались вон там в лесу и внимательно следят за нами обоими, — за это я могу поручиться, потому что все женщины и даже дети держатся начеку. Они хоронят тело бедной девушки, которая была застрелена прошлой ночью, чтобы враги и дикие звери не могли найти ее. Я сказала им, что отец и мать лежат в озере, но не согласилась показать, в каком месте, так как Юдифь и я совсем не желаем, чтобы язычники покоились на нашем семейном кладбище.

— Увы мне! Да, это ужасная вещь — стоять здесь живым и полным гнева, с душой, охваченной яростью, а затем какой-нибудь час спустя убраться в подземную нору, прочь от человеческих глаз! Никто не знает, что может с ним случиться на тропе войны…

Тут шуршание листьев и треск сухих веток прервали речь Зверобоя и возвестили ему о приближении врагов. Гуроны тесно столпились вокруг места, подготовленного для предстоящего зрелища. Обреченная жертва стояла теперь на самой середине круга, а вооруженные мужчины расположились среди более слабых членов отряда с таким расчетом, что не осталось ни одного незащищенного пункта, сквозь который пленник мог бы прорваться наружу. Но пленник больше и не думал о бегстве: недавняя попытка показала ему, что немыслимо спастись от такого множества преследователей. Он напряг все свои душевные силы, чтобы встретить ожидавшую его участь спокойно и мужественно. В том, как он держал себя, не чувствовалось ни малодушной боязни, ни дикарского бахвальства.

Когда Расщепленный Дуб снова появился в кругу индейцев, он занял свое прежнее председательское место. Около него стояло несколько старших воинов. Теперь, когда брат Сумахи был убит, не осталось ни одного общепризнанного вождя, который мог быть опасен старику своим влиянием или авторитетом. Тем не менее достаточно известно, как слабо выражено монархическое или деспотическое начало в политическом строе североамериканских племен, хотя первые колонисты, принесшие с собой в Западное полушарие свои собственные понятия, часто именовали королями и принцами вождей этих народов. Наследственные права, несомненно, у индейцев существуют, но есть много оснований полагать, что поддерживаются они скорее благодаря личным заслугам и приобретенным качествам, нежели только по праву рождения. Впрочем, Расщепленный Дуб и не мог похвалиться особенно знатным происхождением, ибо он возвысился исключительно благодаря своим талантам и проницательности.

Если не считать воинских заслуг, то красноречие является наиболее надежным способом приобрести популярность как среди цивилизованных, так и среди диких народов. И Расщепленный Дуб, подобно многим своим предшественникам, возвысился столько же умением искусно льстить своим слушателям, сколько своими познаниями и строгой логичностью своих речей. Как бы там ни было, он приобрел большое влияние и имел на него некоторое право. Подобно большинству людей, которые больше рассуждают, чем чувствуют, гурон не склонен был потакать свирепым страстям своего народа: со времени своего прихода к власти он обычно высказывался в пользу милосердия при всех взрывах мстительной жестокости, которые не раз случались в его племени. В данном случае ему не хотелось прибегать к крайним мерам, однако он не знал, каким образом выйти из затруднительного положения. Сумаха злилась на Зверобоя за отказ от ее руки гораздо больше, чем за смерть мужа и брата, и трудно было ожидать, что женщина согласится простить мужчину, который столь недвусмысленным образом предпочел смерть ее объятиям. А без прощения с ее стороны трудно было надеяться, что племя согласится забыть понесенные им потери, и даже самому Расщепленному Дубу при всей его снисходительности судьба нашего героя казалась почти безвозвратно решенной.

Когда все собрались вокруг пленника, внушительное молчание, особенно грозное благодаря своему глубокому спокойствию, воцарилось кругом. Зверобой заметил, что женщины и мальчики мастерят из смолистых сосновых корней длинные щепки, которые, как он хорошо знал, сначала воткнут в его тело, а потом подожгут; в то же время два или три молодых человека уже держали в руках лыковые веревки, чтобы стянуть ему руки и ноги. Дымок отдаленного костра свидетельствовал, что уже готовят пылающие головни, а несколько старших воинов пробовали пальцем лезвия своих томагавков. Даже ножи, казалось, ерзали в ножнах от нетерпения, желая поскорее начать кровавую и безжалостную работу.

— Убийца Оленей, — начал Расщепленный Дуб, правда, без малейших признаков симпатии или жалости, но с несомненным спокойствием и достоинством, — Убийца Оленей, пришло время, когда мой народ должен принять окончательное решение. Солнце уже стоит прямо над нашими головами; соскучившись ожиданием, оно начало опускаться за сосны по ту сторону долины. Оно спешит в страну наших французских отцов; оно хочет предупредить своих детей, что хижины их пусты и что пора им вернуться домой. Даже бродячий волк имеет берлогу и возвращается в нее, когда хочет повидать своих детенышей. Ирокезы не беднее волков. У них есть деревни, и вигвамы, и поля, засеянные хлебом; добрые духи устали караулить их в одиночестве. Мой народ должен вернуться обратно и заняться своими делами. Какое ликование поднимется в хижинах, когда наш клич прозвучит в лесу! Но это будет клич печали, ибо он возвестит о потерях. Прозвучит также клич о скальпах, но только один раз. Мы добыли шкуру Выхухоли; его тело досталось рыбам. Зверобой должен сказать, будет ли второй скальп на нашем шесте. Две хижины опустели, скальп — живой или мертвый — нужен каждой двери.