Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт

— Слушай: у самой большой перья на спине желтые, а крылья черные, а хвостик и желтый и черный…

— А-а, тогда это иволга. Вы сейчас услышите, как она поет.

Иволга не всегда тут же начинала петь, и собака, чтобы показать девочкам, как она поет, подражала ее пению, но ничего, кроме лая, у нее не выходило, и это было так смешно, что они даже останавливались — насмеяться всласть.

Иногда им встречался заяц или лиса, пробегавшие по опушке леса; тогда собака предупреждала девочек. Она утыкалась мордой в землю и говорила, поводя носом:

— Я чувствую, где-то тут заяц… посмотрите-ка вокруг…

Они веселились чуть не всю дорогу. Соревновались, кто быстрей проскачет на одной ноге, и собака всегда выигрывала, потому что скакала на трех лапах.

— Это несправедливо, — говорили девочки, — мы-то ведь на одной ноге.

— Еще бы! — отвечала собака. — С такими длинными ногами, как у вас, это не так уж трудно!

Кот всегда немного огорчался, когда видел, что собака отправляется с девочками за покупками. Он так подружился с ней, что готов был с утра до вечера мурлыкать, устроившись возле нее. Пока Дельфина и Маринетта были в школе, кот с собакой почти не разлучались. В дождливые дни они сидели в собачьей будке, болтая о том о сем, или дремали один подле другого. Но когда погода была хорошая, собака могла хоть целый день бегать по полям, и тогда она говорила своему другу:

— Великий лентяй кот, поднимайся и иди прогуляться.

— Мур-мур, — говорил кот.

— Пошли, пошли. Покажешь мне дорогу.

— Мур-мур, — говорил кот (это он так играл).

— Не притворяйся спящим, я-то знаю, ты не спишь. А-а, понимаю, чего ты хочешь… Ну-ка полезай!

Собака пригибалась, кот вспрыгивал ей на спину, устраивался поудобнее, и они шли гулять.

— Иди все время прямо… — говорил кот, — теперь поворачивай налево… Знаешь, если ты устала, я могу и сам идти.

Но собака почти никогда не уставала. Она говорила, что кот весит не больше голубиного пуха. Вот так, гуляя по полям и лугам, они беседовали о жизни на ферме, о девочках и их родителях. Хотя кот иногда все-таки царапал Дельфину и Маринетту, но на самом деле он стал очень добрым. Его заботило, довольна ли собака своей судьбой, сыта ли она, хорошо ли спала.

— Хорошо тебе на ферме, собака? — спрашивал он.

— О, конечно! — вздыхала она. — Мне не на что жаловаться, все так милы со мной…

— Ты говоришь да, но я вижу — что-то тебе мешает.

— Да нет же, уверяю тебя, — возражала собака.

— Скучаешь по своему хозяину?

— Нет, кот, правда, не скучаю, я даже немного сердита на него… Как бы ни был счастлив и каких хороших друзей ни имел, но ведь глаза-то теперь не вернешь…

— Конечно, — вздыхал кот, — конечно…

Однажды, когда девочки спросили собаку, пойдет ли она с ними за покупками, кот выразил явное недовольство и сказал им, чтобы они шли одни и что это не дело, когда слепая собака бродит по дорогам в компании двух легкомысленных особ. Сначала девочки просто рассмеялись, потом Маринетта предложила коту идти с ними. Кот почувствовал себя уязвленным и надменно ответил:

— Чтобы я, кот, пошел за покупками!

— Я думала, тебе будет приятно, — сказала Маринетта, — но если ты предпочитаешь остаться — дело твое!

Видя, как он рассердился, Дельфина наклонилась, чтобы его погладить, но он до крови расцарапал ей руку. Маринетта рассердилась на него за то, что он поцарапал сестру, тоже наклонилась, и, дернув его за усы, сказала:

— В жизни не видела такого скверного животного, как этот старый кот!

— Смотри-ка! — сказал кот в ответ и сильно царапнул ее. — Сама напросилась!

— Ах! Он и меня оцарапал!

— Да, оцарапал, а сейчас пойду скажу родителям, что ты дернула меня за усы — пусть тебя поставят в угол.

Он уже было направился к дому, но собака, которая ничего не видела и отказывалась верить своим ушам, строго сказала ему:

— И правда, кот, я не знала, что ты такой злой. Вынуждена признать, что девочки правы и что ты действительно плохой кот. Ох-ох-ох! Уверяю тебя, все это мне совсем не нравится… Пусть себе остается, пойдемте, девочки, нам нужно идти за покупками.

Кот страшно смутился, не нашелся даже что ответить, и они ушли, не услышав от него ни слова раскаяния. Уже на дороге собака обернулась и крикнула ему:

— Все это мне очень не нравится!

Кот остался посреди двора — он уже сожалел о том, что сделал. Теперь он прекрасно понимал: не нужно было царапаться, он вел себя очень плохо. Но что особенно огорчало — собака больше не любит его и считает плохим котом. Он так расстроился, что целый день просидел на чердаке. «Ведь я, вообще-то, добрый, — думал он, — если я и царапаюсь, так ведь ненамеренно. Я все время думаю о том, что натворил, — значит, я добрый.

Но как доказать ей, что я добрый?» Вечером, когда девочки вернулись с покупками, он не посмел выйти и сидел на чердаке. Высунув нос в чердачное окно, он увидел собаку, которая кружила по двору и говорила, нюхая носом воздух:

— Я не слышу кота, не чувствую его запаха. Вы не видели его, девочки?

— Нет, — ответила Маринетта, — и предпочитаю не видеть. Он такой злой.

— Это правда, — вздохнула собака, — после того, что он сегодня устроил, иначе не скажешь.

Кот чувствовал себя несчастным. Ему хотелось высунуть голову в слуховое окно и крикнуть: «Это неправда! Я добрый!» — но он не осмелился это сделать, думая, что теперь, после всего, что он натворил, собака ему не поверит. Он плохо провел ночь, просто не мог сомкнуть глаз. На следующее утро, очень рано, он спустился с чердака с покрасневшими глазами и растрепанными усами и пошел к собачьей будке. Он уселся перед ней и робко сказал:

— Здравствуй, собака… Это я, кот…

— Здравствуй, здравствуй, — проворчала собака хмуро.

— Ты плохо спала эту ночь, собака? Ты какая-то грустная…

— Нет, я спала хорошо… Но когда я просыпаюсь, всякий раз бываю неприятно удивлена тем, что не вижу света.

— И то правда, — сказал кот, — мне тоже очень грустно, что ты не видишь света; я подумал, если бы ты захотела отдать мне свою болезнь, я бы стал слепым вместо тебя и сделал бы для тебя то, что ты сделала для своего хозяина.

Сначала собака не могла вымолвить ни слова, так она была потрясена, а потом ей захотелось плакать.

— Кот, какой же ты добрый, — пробормотала она, — я этого не хочу… ты слишком добр…

Услышав такой ответ,