XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Если действовать в духе нового мышления, то мы должны были бы позаботиться об афганцах, которые вынуждены были вместе с нами покинуть Афганистан. Мы же забыли их, отвернулись от них и обрекли тысячи людей, которые верили нам и помогали нам, на жалкое существование.

* * *

Пожалуй, если брать не общие стратегические установки, а конкретные внешнеполитические акции, то я бы назвал две проблемы, где новое мышление впервые доминировало над старым: объединение Германии и освобождение Кувейта.

Я наблюдал разрушение Берлинской стены по телевизору из Бонна. В Берлине бушевала народная стихия: ураган, тайфун, цунами — любое слово подходит. Даже немцы не были готовы к такому стремительному развитию событий. А уж бывшие союзники — тем более. Совсем недавно спорили о формуле объединения: «4+2» или «2+4». То есть: четыре державы-победительницы выйдут на консенсус и «спустят» двум немецким государствам условия объединения; или два немецких государства договорятся и сообщат державам — бывшим победительницам, как они решили объединяться. После 6 ноября стало ясно, что реально, независимо от кабинетных дипломатических хитросплетений, работает формула «1+5». Это значит, условия объединения диктует Бонн. Можно сказать мягче: объединение будет происходить так, как хочет Бонн, даже если он ничего и никому не будет «диктовать».

В Москве, если иметь в виду «народ», еще сохраняющуюся «номенклатуру», были раздражены и недовольны. Считалось, что СССР «просто так» не отдаст ГДР и как минимум настоит на неучастии объединенной Германии в НАТО. Группа войск, дислоцированная в ГДР, солидно подкрепляла нашу позицию. Можно было бы, независимо от НАТО или в добавление к НАТО, наложить «оброк» на ФРГ (оплатить передислокацию войск и обустройство их в Союзе, втридорога заплатить за наше имущество в ГДР и т. п.). Иными словами, Горбачев мог бы сказать решительное «Нет!» и заморозить процесс. Говорят, что он склонялся к этому. Но не склонился… Новое политическое мышление требовало безоговорочно признать историческое право немцев на объединение. Чтобы понять это, Горбачеву понадобился почти год. Политическая точка была поставлена во время встречи Горбачева с канцлером Колем в Архызе, юридическая — в Москве 12 сентября 1990 года. ФРГ осталась членом НАТО.

11 ноября в «Известиях» появилась моя статья «Германия: победа или поражение?».

«Судя по письмам, которые я получаю, многие советские люди встревожены происходящим. Они пишут о том, что пассивность нашей внешней политики привела к потере Восточной Европы и поглощению ГДР Федеративной Республикой и НАТО. Что распад Организации Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи ухудшает международное положение СССР, ослабляет его безопасность. Можно, конечно, а часто и нужно, делать хорошую мину при плохой игре, но никуда не уйти от факта: позволив ФРГ захватить ГДР, позволив Западу включить территорию ГДР в НАТО, мы потерпели политическое поражение. Так пишут многие.

И я их понимаю. Я уважаю их чувства. Но ведь политика не сводится к чувствам. Победа или поражение? Психология может поставить этот вопрос. Но ответить на него может только логика, логический анализ политических процессов и явлений. Давайте подумаем вместе.

Начнем с самого главного. Разве мы воевали для того, чтобы расчленить Германию? Нет. Мы вовсе не хотели этого. Мы хотели другого. Чтобы Германия перестала быть источником военной угрозы, агрессии».

Конечно, продолжал я, расчленение Германии снимало специфически германскую угрозу. Но расчлененность единой нации, неудовлетворенность этим в обеих частях Германии создавали тревожную и постоянную неопределенность в самом центре Европы. Теперь эта неопределенность исчезла. ФРГ подписала все мыслимые и немыслимые гарантии, препятствующие милитаризации ее внешней политики.

Предвижу возражение: гарантии — это только слова, бумага, подписи. Придут новые поколения немцев, немецких политиков, и они заговорят другими словами, захотят подписать другие бумаги. Что ж, теоретически так оно и есть. История не содержит ничего абсолютного, в том числе абсолютных гарантий. Но вот что важно понять: настоящие гарантии — это не слова, не буквы, а реальные интересы. В настоящее время (и до видимого исторического горизонта) никакие немецкие интересы не требуют войны. Немцам не нужна война. Она ничего им не даст, а уничтожить может все (это относится не только к немцам).

Можно было бы вывести войска и сохранить Стену. Зачем? Еще один виток холодной войны? Еще сотня-другая ракет?

И более общая постановка вопроса:

«Во второй половине 80-х годов с огромным опозданием, но мы все-таки поумнели и смогли увидеть окружающий нас мир таким, каков он есть. Мы смогли отбросить болеутоляющие иллюзии и понять, что люди, народы, которых Советская армия освободила от фашизма, не принимают сталинские и неосталинские модели „казарменного социализма“, не хотят находиться на положении младших партнеров, осуждают наше вооруженное вмешательство в их дела.

Понять — это был первый шаг. А второй — привести в соответствие с таким пониманием политику, предоставить „братским странам“ свободу выбора. И наконец, шаг третий — принять этот выбор, даже если он нам не нравится. В кратчайший срок мы прошли этот путь и, одержав победу над собой, над своим прошлым, привели свою политику в соответствие с провозглашаемыми нами же принципами (новое мышление! — А. Б.). Так началось преодоление раскола Европы, которое логически и политически завершилось объединением Германии.

Да, мы потеряли. Мы потеряли созданный нами же и поэтому удобный для нас мир, где нас слушались, где мы чувствовали себя самыми главными и самыми умными. Мир, который мы приобрели, в котором мы оказались, более сложен и противоречив. В нем нельзя командовать, в нем нужно договариваться. В нем нельзя требовать уважения к себе, если ты не уважаешь других.

Пройдет время, и ощущение потери, поражения, которое связано с тем, что о событиях сегодняшнего дня мы судим по критериям дня вчерашнего, станет менее болезненным и совсем исчезнет. А то, что мы приобрели — сотрудничество вместо вражды, разоружение вместо гонки вооружений, свобода циркуляции идей и людей вместо видимых и невидимых стен, — будет становиться все более рельефным, значимым, весомым».

Далеко не все читатели были со мной согласны.

Телеграмма из Одессы от Леонида Артемовича Савушкина: