Полное затмение - Лиз Ригби

Казалось, что защита и обвинение дирижируют странной ритуальной пляской — перед ними проходил парад лиц, имен и этнических групп. Сначала Ломакс не понимал, по каким причинам отводятся кандидатуры тех или иных присяжных. Затем он заметил, что Френсис выбирает молодых мужчин. Ломакс догадывался почему, и это ему не нравилось. Она отказывала также молодым женщинам, но выбирала женщин постарше, вернее, самых пожилых из тех, что предлагались в качестве присяжных. Мортон де Мария придерживался обратной тактики. Кроме того, он явно благоволил к кандидатам, выглядевшим попроще, — простым рабочим, «синим воротничкам».

Мужчины и женщины были похожи на кегли, а двое адвокатов все продолжали бросать шары. Некоторые кандидаты в присяжные радовались, когда их кандидатуры отклонялись, некоторые, напротив, выглядели разочарованно. Прочие вели себя так, словно провалили экзамен. Мужчина попытался изменить ответ на последний вопрос.

— Нет, — возразила судья. — Сейчас вы дадите ответ, которого мы ждем. Я не могу этого допустить.

— Но я совсем не то хотел сказать! Я просто ошибся!

— Вашу кандидатуру отклонили, — сказала судья. — Прошу вас, не задерживайте суд.

Голос судьи звучал строго, и мужчина подчинился, бросив напоследок тоскливый взгляд на Джулию. Она сидела рядом с Френсис и Куртом, спиной к публике. Джулия не шевелилась. Иногда Френсис что-то говорила ей. Ломакс не слышал ее ответов. Он подозревал, что Джулия просто не отвечала.

После обеда, когда в зал ввели следующую группу кандидатов, Ломакс закрыл глаза и ощутил странное чувство физической раздвоенности, обычно предшествующее засыпанию. Он открыл глаза. На мгновение ему показалось, что перед ним — обвиняемые. Затем он вспомнил, что суд состоится над Джулией, а этим мужчинам и женщинам предстоит решать ее судьбу.

В конце заседания, проходя мимо толпы репортеров, сгрудившихся вокруг защитников, Ломакс уловил знакомый запах — запах Гейл. Сила запаха заставила его вспомнить минувшую ночь. Ломакс снова ощутил скорбь Джеферсона, собственную растерянность и подавленную ярость. Он весь день вспоминал рассказ юноши. Невозможно поверить, но как забыть? Он решил никому не рассказывать о том, что узнал от Джеферсона. Даже Френсис.

Дома пес встретил его равнодушно. Депьюти даже никак не реагировал на белок, забравшихся под навес. Воздух был жарким и влажным. Ломакс надеялся, что именно из-за погоды Депьюти зевает, потягивается и движется так замедленно.

— Погуляем? — спросил Ломакс.

До заката оставалось еще несколько часов. Они могли бы взобраться на один из склонов — не важно, что солнце выжгло траву и осушило ручьи. Однако предложение не вызвало у Депьюти былого энтузиазма.

В почтовом ящике лежало письмо из обсерватории — Ломакса приглашали вернуться на работу в следующий после затмения понедельник. В качестве условия возвращения ему предлагали отказаться от обвинений против Берлинза.

— Можно подумать, я когда-нибудь высказывал эти чертовы обвинения, — заметил Ломакс позднее в телефонном разговоре с Джулией.

— Я рада, что твоя жизнь возвращается в прежнее русло, — ответила Джулия.

В ее голосе слышался оттенок грусти — Ломакс ощутил привычную легкую боль вверху живота.

— Все будет хорошо, — сказал он.

— Я уже не знаю, что такое хорошо.

Они заговорили о суде.

— Френсис считает, что выбор присяжных продлится до конца недели, — заметила Джулия.

— Значит, я могу не приходить.

— Конечно, не стоит.

— Все завершится через несколько недель.

— И что потом, Ломакс?

Он не мог видеть ее, но ясно представлял себе юное испуганное и бледное лицо Джулии.

— Потом тебя освободят. Все узнают, что ты не сделала ничего плохого. А затем мы поженимся.

Последние слова прозвучали неожиданно для самого Ломакса. Казалось, их произнес кто-то другой. Он уже думал о том, как и когда будет просить ее руки, но решил не тревожить Джулию до окончания суда. С другой стороны, он хотел, чтобы Джулия знала: что бы ни случилось, его чувства и вера в ее невиновность неизменны.

Последовало молчание. Если бы он мог видеть ее лицо!

— Ах, Ломакс…

Она тронута? Удивлена? Испытывает благодарность? Ломакс хотел услышать ее голос, чтобы понять, что она чувствует, но Джулия молчала.

— Черт! — выбранился он. — Я не хотел просить тебя сейчас. Просто обещай, что подумаешь об этом.

— Ладно.

Они болтали уже давно, но разговор становился все более натянутым.

— Кстати, — спросил Ломакс, — ты не знаешь, что случилось с бриллиантовой брошью, которую подарил тебе Льюис?

— Нет. — Голос звучал печально. — Я давала ее Гейл. После ее смерти она пропала.

Ломакса обрадовал ответ Джулии. После разговора с ней он отправился спать, однако сон не приходил. Ломакс открыл все окна. Дни становились все короче. Календарь утверждал, что пришла осень, хотя погода стояла по-летнему жаркая. Огромные тяжелые листья шелестели от слабых порывов ночного ветерка. Листва безжизненно повисла от летнего зноя. Изнемогая от беспокойства и жары, Ломакс вспомнил про письмо, которое Хомер передал ему прошлой ночью.

Он спустился по лестнице и открыл пакет. Ломакс надеялся увидеть обычные рекламные листки, но в пакете лежало всего одно письмо. Конверт авиапочты. Он решил, что письмо пришло из Франции, однако обнаружил, что письмо отправлено из Америки во Францию, а затем возвращено обратно. Почерк выглядел знакомым. Внизу значился отправитель — миссис Джулия Фокс. Ломакс замер, уставившись на конверт. К нему в руки попало письмо Джулии, адресованное Гейл!

Ломакс не стал открывать конверт сразу. Он сел за кухонный стол, сдвинув гору грязной посуды в сторону. Перед ним лежал выбор. Ломакс мог отдать письмо Френсис. Мог вернуть Джулии нераспечатанным. Передать полиции. Мог также открыть его и решить, что делать с тем, что узнает из письма.

С первой секунды Ломакс знал, как поступит. Он распечатал письмо.

Джулия угрожала Гейл. Она предупреждала, что если Гейл, вернувшись из Франции, снова будет пытаться разрушить ее семью, то она, Джулия, готова убить ее. Письмо было написано небрежно. Очень крупный почерк, некоторые слова в ярости перечеркнуты. Ломакс несколько раз — быстро, а затем медленно — перечел письмо.

Как же поступить? Показать письмо Френсис — пусть она решает, что с ним делать? Отдать полиции — и привести этим Джулию прямиком в газовую камеру? Спрятать и никому не показывать? Ломакс выбрал последнее — принятие решений всегда давалось ему с трудом.

Он заметил, что пес даже не притронулся к миске с едой. Ломакс такого еще не помнил.

Наверху Ломакс положил письмо на дно одного из ящиков — вроде тех, в которые Хелен укладывала лошадку, а Джеферсон прятал свои секреты. Депьюти так храпел, что даже не заметил прихода хозяина. Он проснулся, когда Ломакс погладил его по ушам, но всего лишь приоткрыл глаза. На ощупь нос казался сухим и теплым.