Хроники Нордланда. Пепел розы - Н. Свидрицкая

– Я её всё равно вы»бу! – Твердил тот с пьяным ожесточением. – Она давно просит, коза сраная! Поймаю и вы»бу!

– Что-то он у тебя слабоват, родной! – Засмеялась женщина.

– Так отсоси, и увидишь! – Они расположились в тени от крыши, нависающей над поленницей, и Ингрид хорошо видела происходящее. Когда женщина опустилась на колени перед кузеном, её затошнило. Вид половых органов всегда вызывал в ней отвращение, а это действо… Ингрид закрыла лицо руками, но звуки, которые издавали эти двое, всё равно вызывали омерзение и тошноту.

– Хорошо отсосала! – Сказал, наконец, кузен. – Дело своё знаешь!

– А то! Стоит, как колышек! Теперь давай, ты покажи своё искусство, жеребец!

Женщина ухватилась прямо за поленницу, и Ингрид запаниковала: кузен уделывал свою пассию так, что на девушку сыпались труха и опилки, того и гляди, обрушат поленницу! И вылезти никак… Но поленница выстояла. Кузен и его дама вернулись в дом, а Ингрид перевела дух, вытряхая из волос мусор. Занятая этим, она сначала не обратила внимания на топот копыт; увидев всадников, она в первый миг подумала, что вернулись Хлоринги, и выдохнула от облегчения: слава Богу!!! Если бы не мусор в волосах, она бросилась бы к ним, но задержалась, а потом произошло страшное. На крыльцо вышел кто-то из пьяных гостей, и один из всадников, проткнув его мечом, отпихнул тело ногой и вышиб дверь. Ингрид закусила пальцы, не веря своим глазам. Через минуту музыка стихла, и раздались визг и вопли ужаса и боли. Из окна напротив выпрыгнула давешняя женщина, побежала к амбару, но за ней спрыгнул высокий, гибкий, в чёрном, качнулся на полусогнутых, свистнул клинок, и голова женщины, разбрызгивая тёмное, полетела в кусты, а тело, нелепо дёргаясь, повалилось на землю. Убийца оглянулся. У него было нереально красивое лицо: тёмные глаза, густые тёмные брови и очень светлые волосы, прекрасной формы тёмные губы… Ингрид видела его несколько секунд, но запомнила навечно. Мягко ступая, он подошёл к окошку и взвился, закидывая себя обратно в окно, находившееся в двух метрах от земли…

Мужские крики стихли быстро, а вот женщины визжали дольше. Особенно одна из них – остальные уже давно стихли, а она визжала и орала так, словно с неё живьём драли кожу. Ингрид изо всех сил сжала уши руками и билась головой о стену амбара, чтобы не слышать этих воплей, длившихся несколько совершенно чудовищных минут, но они всё равно проникали в неё, жгли, сверлили её мозг. В конце концов пятеро мужчин вышли на крыльцо. Один из них волок за волосы голую худую женщину, которая показалась Ингрид куклой, оттащил её подальше от крыльца и бросил посреди двора.

– Может, обыщем здесь всё, Шторм? – Обратился он к светловолосому. – Вдруг кто остался?

– И чёрт с ними. Я не прочь, чтобы кто-нибудь сообщил Хлорингам подробности. – Тот швырнул в открытую дверь факел, остальные побросали свои в окна. Ингрид до крови укусила пальцы, чтобы унять тряску, но тщетно: её тело тряслось само по себе. Ей было так страшно, что она уже почти не владела собой, хорошо, что инстинкт заставлял её сидеть тихо-тихо и не шевелиться. Убийцы вскочили на коней и исчезли. На псарне завыли собаки, заволновались и заржали лошади, закричала птица. Это привело Ингрид в чувство: бессловесных тварей следовало спасти, и девушка бросилась открывать сараи. Собаки бросились вон так, что едва не сбили её с ног; так же умчались лошади, козы, заполошно блея; убежала с рёвом и тяжёлым топотом корова, выкатив белки безумно вытаращенных глаз, куры вылетели из курятника, словно огромные голуби, выше всех летел петух. Ингрид, чувствуя страшный жар от горящего замка, сама побежала было прочь, но ей почудилось, что женщина, лежавшая посреди двора, шевелится, и она вернулась к ней, чтобы помочь, если надо – и завизжала от ужаса. Женщина, молодая, худая зеленоглазая кватронка, лежала неестественно вытянувшись: её насадили на жердь, воткнув в промежность. Она хрипела, изо рта лезла густая пузырящаяся кровь, а глаза смотрели прямо на Ингрид, полные ужаса и боли. На животе у неё было вырезано: «Шлюха Хлоринга».

– Мама… – Простонала Ингрид, отползая от женщины как была, на карачках. – Мама… Я не хочу… не хочу… – В доме что-то с грохотом рухнуло, и она, подскочив, как ужаленная, опрометью бросилась в лес, что-то бормоча, словно безумная и не видя ничего перед собой. Сколько она так брела, Ингрид не знала. По пути она то и дело дёргала себя за волосы и царапала себе грудь, бормоча: «Не хочу… не хочу… не хочу…». Когда кто-то окликнул её, она не услышала; лишь почувствовав, что кто-то прикасается к ней, она завизжала и упала в обморок.

Через полчаса у догорающего дома были Ворон, Сова, Коршун и Снегирь. Сам пожар их не удивил: они и сами поджигали ограбленные усадьбы. Поразило их тело посреди двора, брошенное с таки расчётом, чтобы огонь его не тронул. Увидев, что женщина ещё жива, Ворон спешился и перерезал ей горло, а потом они вместе с Коршуном бросили тело в огонь, чтобы не валялось и не досталось стервятникам.

– Там было написано: «Шлюха Хлоринга» – Сообщила Сова, единственная из них, кто умел читать.

– Не нравится мне это. – Сплюнув, сказал Ворон. – Нас сюда с вами не зря подманили. Что-то затевается против Хлорингов, и нас в это дело втягивают. Вот увидите, в этой расправе обвинят нас.

– В первый раз, что ли? – Фыркнула Сова. – Мы и так во всем виноватые вечно. Одним больше, одним меньше…

– Быстро, – приказал Ворон, – собирайте птицу и скот, нам они не лишние, а хозяевам уже не нужно.

Обложили Гарри Еннера и его друзей в окрестностях Фьёсангервена грамотно и надежно. Друзья испробовали все, что только можно было, и поняли: не уйти. Ни по дорогам, ни по тропинкам, ни по морю. Тем более что даже простой рыбачьей лодки у них не было. И тогда Марк предложил университет, как последнее надежное убежище. Он и сам учился во Фьёсангервенской альма матер, хорошо знал Папашу Ури, даже был с ним в отдаленном родстве, как, впрочем, и Кирнан. Выяснив в городе, что университет держит оборону, Марк пообещал друзьям провести их и Флёр внутрь. У школяров и студиозусов были свои секреты и хитрости, и за пять лет, как к своему огромному облегчению убедились Марк и его друзья, ничего не изменилось.

– Гарри! – Воскликнул ректор, увидев осунувшегося за эти несколько