Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества - Елена Семенова

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их последнюю волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль это священное достояние всего верующего народа.

"И что еще скажу. Не достанет мне времени" (Евр. 11, 32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли родину нашу. Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ Зверя.

Не наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась Божиим слугой, на благо подчиненных и была "страшна не для добрых дел, а для злых" (Рим. 13, 34). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещения: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры, обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междуусобной брани. А иначе "взыщется от вас всякая кровь праведная вами проливаемая" (Лук. 11, 51) "и от меча погибнете сами вы, взявшие меч" (Мф. 25, 52).

Ответ был закономерен, и даже мягок: Святейшего подвергли домашнему аресту, изъяв патриаршие панагии, кресты и митру, как «похищенные из Чудова и Вознесенского монастырей». Хотели судить, но не посмели. Ещё не ощутили, зажатые между двух фронтов, полной власти. Ещё беспокоились о реакции иностранных держав на свои действия. А убийство Патриарха могло бы сильно навредить власти в глазах последних. Подержали под арестом чуть более месяца, помытарили допросами, стараясь уловить в чём-нибудь (а не получалось уловить – отвечал смиренный Тихон как будто бы прямо, а осторожно и умно, что не придерёшься, только удивляться могли допрашивавшие, откуда в похожем на простого сельского батюшку, бесхитростном и мягком с виду Патриархе столько тонкости и умелости в обхождении провокационных вопросов, словно всю жизнь только тем и занимался) – а с тем и отпустили. Надолго ли?

Шёл 1919-й год от Рождества Христова. «И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях. И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» Ныне Спаситель родился. И утешно пели во храме. И убран был храм еловыми ветвями, смолянистый аромат которых смешивался с запахом ладана и воска. И всё было – как встарь. Светло и благолепно. А за пределами храма, по всем занесённым снегом просторам России продолжала литься кровь. Накалялись страсти. И жажда мести полнила души и толкала их на умножение жестокости, и кровь призывала кровь.

– Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое унизило бы её и принизило бы вас до уровня действий её хулителей. Убереги, Господи, нашу Православную Русь от такого ужаса.

Светло и тепло горели свечи, подобные сердцам собравшихся во храме в Светлый праздник. Беззащитным младенцем пришёл Господь в мир, и тотчас ополчились на него силы зла. И ища крови его, истребил Ирод тысячи невинных младенцев. А теперь новый Ирод правит Русью, и творит деяния, от которых содрогается душа, но, несмотря на все обиды и муки, нельзя уподобиться православным русским людям своим врагам, нельзя, подняв меч, разить им в погромном безумии правого и виноватого, не разбирая, губя души в крови отмщения.

– Православная Русь, да идёт мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к небу. Не дай врагу Христа, Диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестье для тебя, бесчестье для Святой Церкви! Для христианина идеал – Христос, не извлекавший меча в Свою защиту, утихомиривший сынов грома, на кресте молившийся за своих врагов. Для христианина путеводный светоч – завет святого апостола, много претерпевшего за своего Спасителя и смертью запечатлевшего преданность Ему: «Не мстите за себя, возлюбленные. Но дайте место гневу Божию. Ибо сказано: Мне отмщение и Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, напой его. Ибо, делая сие, ты соберёшь ему на голову горящие угли».

Январь 1919 года. Омск

Многострадальная ручка кресла давно покрылась затейливыми иероглифами, но адмирал продолжал нещадно кромсать ее перочинным ножиком, вымещая на ней накопившееся раздражение. А раздражаться – было от чего! Как только принял Александр Васильевич пост Верховного, так мгновенно оказался под огнём с самых разных сторон. Вместо того, чтобы сражаться с врагом, с большевиками, приходилось тратить время и нервы на баталии с оппозицией внутренней, с предателями, которые слово «Родина» понимают только в том случае, если они её главные «спасители». Если не они главные, то и Родина в красном пламени сгорай! Что поделаешь с ними? Ударяют штыком в спину, открывают путь большевикам. Думают уцелеть сами? Или разучились думать? До того обезумели, что элементарный инстинкт самосохранения утратили? Да думают ли, вообще? Сомнительно. Временное правительство, Керенский, большевиков вооружая и предавая Корнилова, думал ли? И горький этот опыт уже за плечами имея, ничему не научились!

Началось всё с генерала Болдырева. Строго говоря, у него были причины обижаться. Являясь одним из Директоров и Главнокомандующим фронтом, он сам мог рассчитывать стать диктатором. И ничего не имел против этого Александр Васильевич, сам на историческом заседании восемнадцатого ноября был одним из двух, кто голосовал за кандидатуру Болдырева. И не желая терять опытного и знающего обстановку генерала, полагал Колчак вначале оставить за Болдыревым командование фронтом. Но стало известно, что тот осуждает переворот и подбивает чехов выступить против Омска с тем, чтобы восстановить Директорию. Только и не доставало, чтобы чехи двинулись на Омск! Мало одной усобицы, так ещё и другую начать потому лишь, что оказалось задетым честолюбие одного генерала! И какой позор для него! Говорить о любви к России и преданности ей и быть готовым расколоть антибольшевистский фронт, пойти против своих? Уму непостижимо! Чехи колебались. Хотя генерал Сыровой запретил всякую политическую пропаганду на фронте, это не помешало Чехословацкому Национальному Совету выпустить декларацию, в которой говорилось, что чехословацкая армия не может сочувствовать «насильственным переворотам», что переворот в Омске был незаконен, что чехословаки надеются, что кризис будет разрешён законным путём, и потому считают его незаконченным. Всё это крайне волновало англичан, которые даже установили пулемёты на омских улицах на случай выступления чехов. Позор! Судьбу России решали иностранцы! Поддержи чехи Болдырева, и диктатура была бы сметена. Но чехи, несмотря на неприязнь к новой власти, сохранили нейтралитет. Правда, этот глухо-враждебный нейтралитет не мог успокаивать. Чехи, давно покинувшие фронт, из главной силы, помогавшей в борьбе с большевизмом, превращались в силу, представлявшую угрозу антибольшевистскому движению в Сибири. Оказавшись в тылу, хорошо вооружённые, они в любой момент могли нарушить нейтралитет, нанести удар в спину.