Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

Но Орлов, конечно же, скоро понял: она самозванка. Игру надо было заканчивать. Алексей потребовал от нее совершить то, в чем отказала Екатерина его брату Григорию, – выйти за него замуж. Только тогда он отдаст в ее распоряжение русскую эскадру. Он предложил ей торжественно обручиться на флагманском корабле в присутствии высших офицеров. После чего они поплывут завоевывать трон… Она была в восторге!

В день обручения она приехала на корабль со свитой, как и положено августейшей особе… На корабле во время обручения ее и арестовали вместе со свитой! Одновременно слуги Орлова явились в ее дом. И, будто бы по распоряжению хозяйки, увезли на корабль ее багаж и, главное, ее архив.

На том же флагманском корабле вместе со свитой вчерашняя невеста князя Священной Римской Империи Лимбурга и графа Орлова, претендентка на русский престол Елизавета, поплыла в Россию – прямиком в каземат Петропавловской крепости.

.

На пристани крепости ее встретил сам комендант. С команды корабля взяли клятву на Евангелии – молчать о случившемся. Екатерина назначила следователем генерал-губернатора Санкт-Петербурга князя Александра Михайловича Голицына, племянника несчастного Дмитрия Михайловича, жертвы Императрицы Анны Иоанновны. Но с самого начала подлинным следователем была сама Императрица.

В Москве в Российском Государственном Архиве древних актов я читал следственное дело самозванки. Поразительно, с какой страстью и темпераментом руководила Екатерина следствием. Она лично составляла вопросные листы. Она требовала от князя Голицына добиться от «авантюреры, всклепавшей на себя чужое имя», одного – сообщить, кто она на самом деле. Но та твердила: «Сама не знаю, почему, но все вокруг говорили мне, что я дочь Императрицы Елизаветы». После чего рассказывала свою биографию, лживую и фантастическую. Ничего более не смог получить от нее старый князь Голицын.

Как гневалась Екатерина! Обличала мягкое обхождение князя с красавицей арестанткой! Приказывала применять к ней жестокие меры, грозить пыткой… Но «авантюрера» так и не познакомилась с нашим кнутом. Все «грозные меры» обычно заканчивались тем, что в камеру вводили солдата, и арестантку переводили на хлеб и воду. Не решалась Просветительница пытать невесту владетельного князя Священной Римской Империи, куда более родовитого, чем родители самой Екатерины. На все требования Императрицы «авантюрера» отвечала одним требованием: встретиться с Екатериной, обещая открыть ей некую тайну. Но Екатерина гневно отказывалась от этой встречи и продолжала яростно уговаривать авантюристку признаться во лжи!

Почему же самая деятельная из Императриц не хотела выслушать арестантку, жаждущую сообщить ей что-то очень важное? Думается, Екатерина не была уверена в том, что пленница действительно авантюристка. Прожив почти два десятка лет при дворе Елизаветы, Екатерина знала о маленькой девочке, которая время от времени появлялась в покоях императрицы. Елизавета трогательно заботилась о ней. Но однажды девочка исчезла…

Кроме того, Екатерину насторожило поддельное завещание Елизаветы, захваченное в доме самозванки. Тот, кто составлял его, явно был хорошо знаком с царским архивом – с подлинным завещанием Елизаветы.

Иными словами, Екатерина все время чувствовала некую опасную тень, скрывавшуюся в этом странном деле. И боялась этой тени.

Была ли встреча? Конечно, была! Ибо внезапно все строгие меры и кары прекращаются. И главное – более никаких допросов «авантюреры». Следствие внезапно прекращается. Авантюрера получает для услуг арестованную любимую служанку, караульных навсегда выводят из ее камеры, на кровати арестантки стелют дорогое тонкое белье, ей теперь готовят самую изысканную еду… И когда вскоре она умирает от туберкулеза, вся ее арестованная свита немедленно освобождается.

Прошло несколько лет после её смерти, когда в Ивановском монастыре появилась удивительная монахиня. Уже в середине XIX века старый причетник Ивановского монастыря рассказывал знаменитому этнографу, археологу и историку Ивану Михайловичу Снегиреву об этой таинственной монахине…

Снегирев опубликовал этот рассказ причетника в журнале «Русская Старина».

«Келью этой монахине поставили каменную, с изразцовой печью, в две комнаты, и с прихожей для келейницы – прислуживать ей. От той кельи устроили лестницу крытую прямо в надвратную церковь, чтоб ходила она молиться одна и скрытно от глаз людских. В общей трапезе она не участвовала, стол ей положили особый: обильный, изысканный. Звали новую сестру Досифея. Но с ней говорить нам всем строжайше запрещалось».

И поныне в Москве сохранились башни и стены древнего Ивановского женского монастыря. Особенно заботилась и украшала святую обитель богомольная Императрица Елизавета. Она предназначала монастырь «для призрения вдов и сирот заслуженных людей».

«Была монахиня среднего роста, – рассказывал причетник, – худощава станом и, видать, прежде была красавица. На ее содержание большие суммы отпускались из казначейства. Она их на милостыню нищим тратила. И никто никогда не слышал от нее ни слова – говорили, будто она дала обет молчания, вот так четверть века слова от нее не слыхивали… Когда умерла государыня Екатерина, важные особы стали приезжать к монахине и наедине с ней говорили. Она преставилась в 1810 году зимой – февраль был, мороз. Хоронили наших инокинь всегда у нас, в Ивановском монастыре. Но ее понесли хоронить через всю Москву в Новоспасский монастырь – в древнюю усыпальницу царского рода Романовых. Сам главнокомандующий Москвы, жена его Прасковья Кирилловна, урожденная Разумовская, внучатая племянница Алексея Разумовского, приехала. Все при параде, как положено, когда особу царской крови хоронят. Митрополит Московский Платон был тяжко болен, но викария своего Епископа Дмитровского Августина послал со всем старшим московским духовенством. Вот так необыкновенно простую инокиню хоронили».

Существовал портрет удивительной монахини, хранившийся в настоятельских кельях Новоспасского монастыря. На задней стороне его была надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, постриженная в московском Ивановском монастыре, где по многих летах праведной жизни скончалась и погребена в Новоспасском монастыре».

Портрет с этой надписью был выставлен для широкой публики на любительской выставке в Москве в 1868 году и многократно репродуцировался. Но после революционного погрома в монастыре в 1918 году исчез.

Видимо, несчастная монахиня действительно была дочерью Елизаветы от тайного брака с Разумовским. И потому она дала ей говорящее имя Августа…

Елизавета понимала, какая участь может постигнуть ее единственного ребенка. Ведь в случае обнародования тайны ее брака законная дочь Августа получала опасные права на престол… В Шлиссельбургской крепости как напоминание томился тогда Иоанн Антонович, ее жертва. И Елизавета предпочла отправить дочь в Италию. Августу вывезли в Европу вместе с племянниками ее тайного мужа Разумовского – Дараганами. В Европе фамилию Дараганы переиначили сначала в Тараканы. И уже потом в Тараканоф.