Мальчик и облако - Алексей Урусов

всегда шёл внутри пустого круга – вокруг него метра на полтора никого не было: как будто кто-то незримый раскручивал вокруг него обруч и все расступались на означенное расстояние. Теперь хулахуп куда-то исчез, и Гефта я заметил, только когда он вынырнул рядом со мной из-за чьей-то спины. После обмена приветствиями и передачи книги мы направились к входу в лицей. Непривычно было видеть приветливые улыбки и кивки головами от лицеистов… Когда я об этом сказал, Артур рассмеялся: – А представь, каково мне! Когда мы были на каникулах, отец дал большое интервью, ему в программе «Большая игра» полтора часа вопросы задавали, а нарезку из фрагментов по многим каналам показали; на следующий день, утром, я поехал новую шинель забирать, там, в центре, знаешь же дворянскую пошивочную – мы бароны и в обычной шиться не можем – урон чести. Так вот, захожу, говорю, что сегодня примерка готовой шинели и её получение. Тут же прибегает хозяин заведения, дворянин, кстати, щебечет что-то, лично на меня шинель напяливает, буклетики какие-то в руки суёт. Я вообще не знал, что он существует, всегда только со швеёй общался. И так везде – улыбки, поклоны, приветствия, как будто это я у немцев жизнью и семьёй рисковал. А когда отец приехал – посыпались приглашения на балы, в салоны, на всякие культурные мероприятия. Я вообще не знал, что во Владимире так светская жизнь бурлит, казалось бы – деревня деревней. Но мы пока никуда не ходим, отец отговаривается, что ещё не закончил с отчётами, он, в самом деле, часов десять, а то и больше, у себя в кабинете сидит, пишет, рисует, наговаривает что-то.

– Привет, здорово, приветствую, рада видеть, Андрюша: – это уже в классе.

Борис Кошечкин, когда я уселся за парту, шёпотом прокомментировал это в своём фирменном стиле: – О как! Элита у нас привыкла нос по ветру держать, она осторожная и сообразительная. Пошёл отбой воздушной тревоги и начинают вылезать из щелей. Так-то ты твой друг Гефт оказался сыном героического разведчика, и оказывается, они перебздели в своём игнорировании и его и тебя. А ты ещё и медведя убил, спасая мелкоту.

А при переходе в столовую во время большой перемены меня догнала Светка, бывшая соседка по парте: – Андрей, я по учёбе Оксанку подтянула, снова к тебе пересаживаюсь.

– Да мне и с Борей Кошечкиным комфортно, я-то его ещё продолжаю подтягивать. Да и не заметил я по оценкам за первое полугодие, чтобы Оксанка сильно прибавила, а вот ты немного сдала вроде, или нет?

– Ну, смотри, – прошипела она и, убавив шаг, отстала.

Глава 5

Москва. Данилов монастырь. Резиденция патриарха.

– Саш, – негромко сказал патриарх Филарет в селектор, – на подписание или на рассмотрение ещё какие документы остались?

– Нет, Ваше святейшество, – помощник предпочёл заглянуть в раскрытую дверь, а не отвечать по селектору: – Почту курьер через час привезёт, и на этот час и встреч никаких не намечено.

– Ну, потрапезничаю тогда. Чайник загрей и бутерброды с рыбой. На вторую половину дня есть что из срочного?

– Из срочного нет. Фома к Вам просился, я записал, но без времени и даты. Ему там письмо из Сергиево-Посадской епархии пришло. Оно отца Игнатия касается. Вот он и хотел указания получить.

– Ну, так и поставь его сегодня после обеда. Там разговор может и затянуться. А письмо пусть сейчас на почту тебе перешлёт, распечатай, почитаю его, да и подумать время будет.

Попив чай с бутербродами, патриарх Филарет вышел на широкую застеклённую лоджию, прогретую весенним солнцем, опустился в глубокое кресло и прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он заснул. Но он думал. Именно так, прикрыв глаза, чтобы не отвлекаться на случайные мелочи, он любил размышлять. А поразмышлять было над чем.

– Хотя, ну, пустое же всё: сколько лет уже прошло. Если мы и тогда смогли общий язык найти и с Божьей помощью полюбовно всё решили, теперь-то, насколько ближе к концу, затевать что-то. Я своё слово все эти годы держу и долг помню. Игнатий тоже; он и раньше-то в вопросах чести был щепетилен, а сейчас, уйдя в философию, рассказывают, ещё чувствительнее мораль воспринимает. Нет, не может он ничего замышлять. Или может?

– И кто его поддержит, если что? Раньше бы, может, что и получилось; но сейчас время упущено: сколько чёрного монашества получили назначения и лично мне обязаны? Архиереи все давно на меня завязаны. Скольких я рукоположил? А епископат на треть, если не больше, за минувшие годы обновился, и своим продвижением епископы и митрополиты обязаны мне. Или они не считают, что обязаны? И двигаю я их по заслугам, так что никто не скажет, что кого-то затираю. И даже те из митрополитов и архиепископов, что на выборах поддерживали Игнатия, вполне довольны службой и жизнью – я их, если заслуживали, и назначал, и награждал. И ниже ступенькой, среди архимандритов и игуменов позиции у меня прочные. Всем по делу помогаю, храмы строим, с властью не ссоримся, но и не прогибаемся излишне, молодёжь учим, состарившихся служителей церкви с почтением на покой отправляем. И грехи некоторых приходится прощать, уповая и на Господнее прощение. Ну, нет же, никто сейчас затевать свару не будет. Признаки бы явные были.

Собравшись с мыслями, отец Филарет направился в кабинет и распорядился пригласить Фому, который тут же в полураскрытую дверь просочился в кабинет.

Худощавый, немного сгорбленный, седой и морщинистый Фома казался серым и неприметным. Но лишь казался. Обладая большим умом, он умел быстро мыслить, находя выходы из сложных ситуаций, причём, соображал молниеносно, а в ситуации, когда был цейтнот, такое качество было вдвойне ценным. Поэтому и держал его патриарх при себе, поручая лишь самые важные дела.

Фома, сжимавший в руках толстую потрёпанную папку, низко поклонился: – Добрый день, Ваше святейшество!

– Присаживайся, – кивнул патриарх, – рассказывай.

– К Тихону, в Лавру, приезжал Игнатий. Беседовали долго, в письме все темы перечислены, но во время встречи Игнатий попросил материалы для научных публикаций – выписки из церковных книг за два десятилетия. Крестильные имена детей, имена и