Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость - Тайный адвокат

В некоторой степени судьи были действительно правы. После того как в 1696 году был издан закон о государственной измене, гарантировавший обвиняемым в измене лицам защиту в суде адвокатом, дверь приоткрылась, и, поддаваясь мольбам юристов, судьи постепенно все больше расширяли их права выступать на стороне защиты и в других, более серьезных делах, пока наконец к концу восемнадцатого века адвокаты защиты в уголовных судах не стали нормой. Всеобщие опасения сбылись, и они восстали против установившегося порядка осуждения еретиков. Поначалу роль барристера была строго ограничена: он (барристерами исторически работали только мужчины, пока в 1922 году Хелен Нормантон не пробила стеклянный потолок) мог заниматься исключительно правовыми вопросами. А еще у него было право вести перекрестный допрос свидетелей обвинения. Ему было запрещено принимать участие в представлении доказательств защиты, а также не позволялось обращаться напрямую к присяжным. Идея заключалась в том, что подсудимые будут вынуждены и дальше самостоятельно выступать в свою защиту и правда будет неизбежно всплывать. Неизбежно адвокаты начали расширять горизонты своих возможностей. Вопросы факта хитроумно представлялись вопросами права. Во время перекрестного допроса они умудрялись косвенно обращаться к присяжным. Некоторые из них с целью спасти своих подзащитных прибегали к мысленному – а то и самому что ни на есть настоящему – обману. Самым же главным было то, что именно благодаря их изобретательной аргументации суды были вынуждены пойти по пути развития доказательного права – так, например, появился закон против наговоров (прежде слова, сказанные вне суда, могли использоваться в качестве доказательств на суде), призванный защитить подсудимого от приговора на основе неподтвержденных слухов.

В 1791 году в ходе одного судебного разбирательства в Центральном уголовном суде Лондона знаменитый барристер того времени Уильям Гарроу строго сказал судье, что «каждый человек считается невиновным, пока его вина не будет доказана». Это был первый случай официальной формулировки того, что в 1935 году было названо Апелляционным судом «золотой нитью», проходящей по паутине английского уголовного права (24) – презумпции невиновности и бремени доказывания. Применение этих принципов на практике – необходимости доказательства стороной обвинения того, что вина подсудимого не вызывает каких-либо сомнений, – без всякого сомнения, является (о чем вы услышите в каждой заключительной речи адвокатов защиты перед присяжными) величайшей защитой, предлагаемой нашей системой. Никто не может быть лишен свободы на основании догадок и предположений.

Закон о суде за уголовные преступления 1836 года дал право всем подсудимым по уголовным делам на представление их интересов в суде адвокатом защиты, наделив его правом обращаться к присяжным по поводу вопросов факта, которое всегда было у стороны обвинения. Это был последний кусочек пазла. Пускай и с опозданием, но мы все-таки к этому пришли. Препирательства на основании жалоб уступили дорогу состязательному праву под предводительством адвокатов.

Стоит сказать, что наша профессиональная этика со времен девятнадцатого века претерпела значительные изменения к лучшему. Многие современные люди могут полагать, будто опубликованное в 1844 году в газете Law Times знаменитое обвинение в том, что «Адвокат Центрального уголовного суда Лондона – это синоним бесчестия», по-прежнему к нам применимо, да и СМИ вместе с поп-культурой всячески потворствуют поддержанию образа адвоката защиты, готового преступить любые моральные или правовые нормы, лишь бы добиться оправдания своего клиента, чья вина ему достоверно известна. На самом же деле наши профессиональные обязательства строго прописаны. Адвокатский кодекс возлагает на барристеров обязанность «бесстрашно отстаивать всеми уместными и законными средствами интересы своего клиента, невзирая на собственные интересы, а также какие-либо последствия для него или любого другого человека»; однако ключевыми словами здесь являются «уместными и законными». Наш первоочередной долг – перед судом. Мы не можем ввести суд в заблуждение, сказав нечто, заведомо являющееся неправдой. Так, например, если мой клиент говорит мне, что украл яблоко с чужого дерева, я не могу встать и сказать присяжным, что он этого не делал либо что заставший его за этим свидетель лжет. Если же он будет настаивать, несмотря на убедительные показания двух сотен свидетелей, находившихся во фруктовом саду, в своей невиновности, то мне придется отмести все свои сомнения в правдивости его истории, надеть свой парик и приготовиться к поединку. Мы не судим. Мы не знаем правды в ситуации наших клиентов, и не нам делать по этому поводу догадки. Все, что мы можем, – это давать нашим подзащитным советы и покорно излагать суду их позицию, даже когда – как в случае с мистером Таттлом – никаких сомнений в виновности нашего клиента, казалось бы, быть не может.

Это всячески благоприятствует основной отличительной особенности адвокатского сословия – нашей независимости. Большинство барристеров уголовного права – самостоятельно занятые специалисты, ведущие свою практику из объединенных офисов – так называемых адвокатских «контор», которые в пятнадцатом веке изначально располагались в Лондонских судебных иннах, однако теперь разбросаны по всей стране. Судебными иннами – Линскольнс-Инн, Иннер-Тэмпл, Миддл-Тэмпл и Грейс-Инн – называются наши профессиональные ассоциации. Каждый барристер должен принадлежать к одной из них, и именно на проводимых в иннах церемониях выпускники юридических школ принимаются в адвокатуру. Расположенные в самом сердце Лондона и простирающиеся вдоль западной границы Лондонского Сити, от улицы Холборн до района Темпл, эти инны непосвященному, пожалуй, лучше всего было бы описать как нечто среднее между Оксфордом с Кембриджем и Хогвартсом. Высокие сводчатые залы в готическом стиле, библиотеки и часовни, занимающие акры чудесно озелененных площадей, из монополистов по обучению и размещению барристеров постепенно превратились в место для повышения квалификации и более мягкого контроля профессиональной дисциплины. Ну и, конечно же, для обеда, который играет немаловажную роль, потому что – хотите верьте, хотите нет, – чтобы получить звание барристера в нашей стране, каждый выпускник, проходящий обучение на практических учебных курсах адвоката (стоимостью по двадцать тысяч фунтов каждый), в соответствии с текущими правилами должен посещать свой судебный Инн и отобедать в нем двенадцать раз. И это не шутка. В соответствии с одним из основополагающих требований для членства в старейшей адвокатской организации в нашей стране человек, вынужденный взять у банка в долг тридцать две тысячи фунтов (с учетом процентов) (25), должен двенадцать раз употребить блюда высокой кухни, на которые государство выделяет щедрые субсидии (26). А люди еще говорят, что мы оторваны от современного мира.