Жена-незнакомка - Эмилия Остен

Арендаторы подтвердили то, что Раймон понял уже и сам: Жанна превосходно обращалась с людьми, живущими в поместье. Мужчины желали лишь засвидетельствовать почтение хозяину, однако дела их оказались мелкими и незначительными, все важные вопросы были ранее решены с мадам де Марейль. Восхищение, которое эти простые люди выказывали по отношению к хозяйке, многое говорило о Жанне. Больше, чем сказала она сама.

Раймону почти удалось задремать, когда возвратился Норбер, чем-то очень довольный. По всей видимости, возвращение домой пошло слуге на пользу: он завел знакомства с теми горничными, которые были наняты в дом за последние два года, возобновил свои добрые отношения с кухарками и потому пребывал в благостном расположении духа. Норбер наслаждался мирной жизнью, в отличие от хозяина. И жизнерадостная физиономия слуги привела Раймона в раздражение.

– Переоденься и возьми оружие, – велел он, поднимаясь. – Идем в сад.

Улыбка сползла с лица Норбера.

– Но, ваша милость…

Раймон знал все, что слуга мог ему сказать, причем на несколько фраз вперед.

– Норбер, я сказал – оружие и в сад. Если тебя так это волнует, можешь найти тупые рапиры, но толку от них мало. Мою боевую шпагу, свою. Немедленно.

В саду Раймон предпочитал тренироваться летом, так как обстановка, считал он, приближена к боевой. Никто не даст тебе под ноги ровный пол фехтовальной комнаты, когда испанцы вот-вот прорвут строй. Под ногами может оказаться все, что угодно, – корни, тела, пропаханная ядром борозда, лужа крови. Ты можешь поскользнуться на палых листьях или неправильно поставить ноги, в сражении спускаясь с холма. В бою от подобных мелочей зависит жизнь. И хотя никогда не удается просчитать их полностью, не стоит отчаиваться и вовсе забрасывать тренировки. В армии Раймон начинал с этого каждый день. Он обучил Норбера, у которого внезапно выявился талант к фехтованию, и слуга выходил против господина в те дни, когда никто из офицеров не мог составить компанию шевалье де Марейлю.

Иногда Раймону выпадала удача – поединок с Гассионом или самим герцогом Энгиенским, человеком, здоровье которого было слабовато, зато ум велик. После Рокруа уже никто не посмеет сомневаться в этом. Герцогу всего двадцать два, а он уже одержал одну из самых громких побед в войне, которая неизвестно сколько еще продлится. Может быть, сто лет? И такое бывало…

Разговоры с арендаторами, с одной стороны, порадовали Раймона, а с другой – расстроили. Это была та самая жизнь, от которой он уже успел отвыкнуть и не хотел заново привыкать. Мирная, расхолаживающая, превращающая мужчину в ленивого кота. Раймон никогда всерьез не думал о ней. Он в армии с семнадцати лет, точно как герцог Энгиенский, только подобных высот не достиг. Ну, так и рождение у шевалье де Марейля не то чтоб высоко, хотя денег хватает и стратегических талантов особо нет, зато он знает, что такое верность и преданность. Как Гассион мог все это отринуть? И как скоро он смилостивится? Лев Франции сам одиночка до мозга костей – что же он посчитал себя вправе так поступать с подчиненным и другом?

Раймон переоделся в старую, уже несколько раз штопанную рубашку и драный жилет, из которого отовсюду нитки торчали, и спустился вниз. Молча протестующий Норбер плелся за хозяином. На пути, к счастью, никто не встретился, в гостиной женщин не было. Спустившись в сад, Раймон пошел вглубь – не так уж много тут места, однако любимая поляна для тренировок имеется. Мягкая трава выросла уже высоко, качали головками неутомимые сорняки. Рядом дряхлый садовник подстригал куст, и Раймон махнул старику, чтобы ушел.

Норбер протянул хозяину шпагу и не удержался все-таки:

– Ваша милость, рана откроется, и это плохо. Не стоило ли дать ей зажить еще?

– А под Рокруа меня кто-нибудь спрашивал об этом? – усмехнулся Раймон, вытягивая из ножен длинную тяжелую полосу превосходной стали. У клинка имелось имя – Стремительный – и гравировка у гарды, и это было лучшее оружие шевалье. Прикосновение к шпаге оживило воспоминания и непостижимым образом добавило хорошего настроения. Какого черта! Надо было сделать это еще вчера.

– Под Рокруа все было не так.

– Хватит, Норбер. – Раймон отшвырнул ножны. – Мое терпение на исходе. Еще слово – и ты отправишься чистить конюшни, коль скоро ни на что не способен более. Ты ноешь, как крестьянская девчонка, да и от тех можно услышать меньше жалоб за год, чем от тебя за минуту.

Слуга действительно переступил грань. Добрые советы имеют право на существование, но их количество не должно превышать разумные пределы. Норбер это тоже понимал, а потому, вздохнув, обнажил свою шпагу и встал напротив хозяина в боевую стойку.

– И если ты вздумаешь меня щадить, – Раймон, словно волк, вздернул верхнюю губу, оскалившись, – помни: конюшни!

Выгребать навоз никому не хочется, особенно привилегированному слуге, сыну писца. И хотя в походах Норбер ухаживал за лошадьми и выполнял грязную работу, здесь, в замке, это будет унижением на глазах у всех.

А потому слуга бросился на Раймона, не предупреждая, – тот даже одобрительно хмыкнуть не успел.

И все сразу стало чудесно. Мир наполнился звоном стали, мгновенным просчетом действий противника, ловкими выпадами и виртуозной обороной. Тело годами повторяло этот танец, внося в него новые па, и сейчас преисполнилось восторга оттого, что удалось снова его протанцевать. Восторга и… боли, потому что Норбер, как выяснилось, был прав. Занывший еще с утра бок пустил по крови огонь, растекшийся пламенными реками. Однако Раймон знал, что с этим делать. Он вплел боль в танец, обозначив ее слабостью, тем местом, которое нужно особо защищать, дабы не проиграть. И остановился минуту спустя, приставив шпагу Норберу к горлу.

– Хорошо. En garde!

Трава стелилась под сапогами так мягко, словно прилечь манила; солнечные блики яростно плясали на клинках. В этой битве чувствовалось столько первозданной силы, столько животного ритма, который ведет сильнейшего к победе, что Раймону самому хотелось петь. Он не так искусен с лютней, как Норбер, но песню стали – о, это он исполнять умеет!

Поэтому шевалье де Марейль очень удивился, когда мир вдруг пошатнулся и стал заваливаться набок. Рука ткнулась в мягкую траву, и Раймон непонимающе на нее посмотрел – как, зачем, он ведь это не планировал?.. Норбер, сделал шаг вперед, однако Раймон остановил его одним взглядом. Голова кружилась. Это тоже нужно преодолеть.

Он выждал пару мгновений и рывком поднялся.

– Дальше.

У Норбера хватило ума не возражать. Слуга даже не сбавил темп, отлично понимая, что стоит ему сделать это – и он получит по меньшей мере выговор. Раймон ненавидел, когда ему поддаются. Он не терпел нечестной игры. Единственным способом переиграть его был авторитет, который имели над ним командующие. Именно этим воспользовался Гассион, отправив шевалье де Марейля домой.

Во второй раз острие клинка замерло у живота Норбера. Тот остановился, отвесил еле заметный поклон.