Антропология общения и творчества - Андрей Юрьевич Панов

творческого акта в падшем мире — оно способно вернуть человека в общение с Богом. Приобщение к чужому творческому акту есть и акт общения с другим человеком на его вершине, в его общении с Богом. Это акт общения с человеком, который приглашает и меня войти в это общение, и тогда оно уже становится и моим общением с Богом, а значит и моим творчеством. Поэтому каждый человек всегда уникально, по-своему воспринимает чужой творческий акт, который сам есть исключительная и неповторимая уникальность. Но эта уникальность при этом и глубоко универсальна, то есть открыта для каждого, в силу укоренённости её в богочеловеческом общении. Воплощение даров Духа, уникальных творческих актов общения человека с Богом есть путь спасения человечества и всего мира, есть прямой способ возвращения всего и всех к общению и единству с Богом в преображённом мире.

Созерцательное и деятельное начала

Есть очень сложный и в своём роде вечный вопрос о соотношении в человеке созерцательного и деятельного начал18. С одной стороны, человек познает, изучает, исследует, узнаёт, постигает. С другой стороны, человек созидает жизнь, изменяет реальность. Но нельзя сказать, что созерцание пассивно, а деятельность активна. Созерцание в высшей степени активно и в этом смысле деятельно, хотя эта деятельность иного рода — она внутренняя, сокрытая. Само же деятельное, практическое начало связано с активным участием в жизни миров, в которых обитает человек, — в мире социальном, историческом, культурном, космическом и т. п. — и с изменением этих миров. Начала созерцания и деятельности в человеке являются уже следствиями объективации, определяются по отношению к объективированному миру и потому не являются прямым отражением реальностей общения и творчества, которые находятся по ту сторону объективации. В этом заключается вся сложность и неоднозначность вопроса.

Во Христе оба начала созерцания и деятельности соединены совершенно. Он Сам есть полнота Истины, Ведения и Премудрости, которая действует в этом мире, спасает и преображает человека и мир. Но есть здесь противоречие: эта полнота в мир не вмещается, поэтому, с одной стороны, общественное служение Христа продлилось совсем немного времени, а с другой стороны, оно было в известной степени ограничено конкретной миссией — созиданием Церкви. Каждый человек находится в противоречии между необходимостью постигать и необходимостью созидать жизнь. Созерцание требует глубочайшей включенности и даже особого душевно-духовного склада, и деятельность требует того же. Это поняли ещё в древней Греции. Между тем как одно не может существовать без другого: созерцание, познание без воплощения ущербно, и деятельность сама по себе пуста. В каждом человеке оба начала, познавательное и деятельное, находятся в определенном соотношении. И здесь возникает вопрос об определенном призвании от Бога, а значит, о даре Божьем, но также и о соответствующих ограничениях. Человек деятельного склада в силу разных причин может стремится к созерцанию и тем самым отказываться от полноценной деятельности. Человек же созерцательного склада может стремится к деятельности и тем самым отказываться от полноценного созерцания. В обоих случаях получается ущербность, искажение человека, его насилие над собой и другими. Но и созерцательный, и деятельный могут не отдавать отчета в ограниченности своих способностей, могут брать слишком много на себя, претендовать на полноту обоих начал в себе, и тогда тоже случаются разного рода искажения, искривления, уродства. Понять же границы собственных возможностей относительно обоих начал, особенно учитывая динамический характер человеческой жизни, оказывается очень непросто. Всякому человека должно быть присуще стремление к большему, деятельный человек не должен отказываться от созерцания и пренебрегать им, как и созерцательный не должен отказываться от деятельности. Здесь, по-видимому, актуален основной принцип выявления Божьих даров в человеческой жизни. Есть качества, начала в человеке, которые в той или иной мере присущи всем личностям, но есть те качества и начала, которые особым вдохновением от Бога становятся основными в жизни человека, которые есть особый дар и призвание от Бога. Есть особый дар и призвание к созерцанию, к познанию и постижению мира, человека, Бога, но в той или иной степени это познание доступно всем. Есть же особый дар и призвание к деятельности, к созиданию жизни, хотя это созидание в той или иной степени доступно всем. Исключительно редко бывает, чтобы эти два дара в полной мере сочетались в одном человеке. Недопустимо сознание самозамкнутости и самодостаточности своего дара.

Созерцательный призван к созерцанию, к познанию, к различению самых тонких граней первореальности, к обретению той степени сложности и одновременно ясности, которая позволила бы, во-первых, видеть, во-вторых, ориентироваться в мире, в себе, в Боге. Созерцание есть видение и общение. Вера — это созерцание невидимого. Созерцание укоренено в удивлении, которое рождается от встречи человека с Богом, с человеком и с сотворенным им миром. Созерцателен пророк, мистик, святой отшельник, учёный, философ, художник, писатель, композитор, как и всякий подлинный творец искусства. Созерцание первичнее всякого внешнего действия. Человек входит в мир с созерцания и познания. Но созерцание и познание может быть падшим, связанным с жаждой обладания. В падшем мире познать — значит стать сверху, разглядеть во всех подробностях, "разгадать загадку", разобрать и проанализировать. Познающее созерцание напрямую связано с объективацией. Познание создает иллюзию обладания, оно может стать богопротивным сознанием, с похотью собственного обожествления. Познать всё, видеть всё — значит стать на место Бога, хотя и в рамках только собственного замкнутого мира. Поэтому познание связано с большим искушением, и именно на путях познания, то есть, в сущности, созерцания, произошло грехопадение. Созерцание стоит в начале человеческого пути, и оно же столкнуло его с пути, погрузило во мрак и тьму измены. Объективированная направленность созерцания привела к становлению нашего падшего мира. Только объективированный падший мир человек может созерцать и познавать исключительно для себя, только таким миром человек может обладать, только в нём он может обожествить себя. Можно даже сказать, что падший мир есть проекция похоти человеческого созерцания и познания. Созерцание этого падшего мира может давать поразительную ясность в изучении его материальности, но эта ясность часто иллюзорна, и в то же время она и бесконечно запутывает человека, приводит в бесчисленные тупики при углублении познания. Поэтому есть те, кто поклоняется познанию как идолу, а есть те, кто отметает его, как бесполезное по существу средство, а то и как сам источник зла. Человеческое созерцание остро нуждается в исцелении, освящении и преображении.

Познающее созерцание стало не только началом грехопадения, но и началом спасения. И как раз в реальности спасения, в реальности падшего мира, нуждающегося в спасении, оказывается особенно актуальным