Аполлоша - Григорий Симанович

Перед тем как упаковать фигуру и отправить на привычное место на антресоль, Оболонский решил перекусить. Изъяв из морозилки скрюченные ледяные сосиски и замороженные овощи, он разогрел все это в микроволновке, отвинтил беленькую и хмуро выпил половину под нехитрую закуску. Переместился за письменный стол поближе к Аполлону, увлажнившимся хмельным взглядом обласкал фигурку, показавшуюся ему сейчас удивительно красивой.

– Эх, Аполлоша, – вздохнул Игнат, малость ошалев от пришедшей мысли, и включил компьютер. – Давай с тобой, Аполлоша, напоследок, пока мы вдвоем и Гошка нас не видит, сыграем ва-банк – была не была. Просрем последние, и хер с ними. А вдруг выиграем? Ты мне, брат, помоги, ты же древний, мудрый, все знаешь. Давай, говори, чего берем?

Язык заплетался, в башку проник и заполнил пустоты приятный туман, сквозь густеющую пелену глаза еще различали мельтешащие цветные полоски на дисплее – биржа буйствовала.

Игнат выбрал известную компанию, ткнул несколько раз в калькулятор, будучи уже не в состоянии посчитать, сколько акций он может купить на весь их с Гошей остаток – пятьдесят три тысячи рублей, и произвел операцию. Последив минут пять за вялым колебанием котировок, Игнат уронил голову на руки и задремал. Он очнулся через двадцать минут, словно что-то властное и грубое вытолкнуло его из сонного морока. Глянул на экран компьютера. Его акции вместе с некоторыми другими взлетели аж на полтора процента и медленно карабкались еще выше. Игнат с изумлением, а потом и благодарно посмотрел на Аполлона и зафиксировал прибыль. Ровно через минуту акции поползли вниз.

До конца сессии неуклонно трезвевший Игнат умудрился произвести еще семь торговых операций, и все до единой ставки, даже те, что делал просто наобум, принесли прибыль. Небольшую, но прибыль. Ничего подобного у них с Гошей не бывало. И не могло быть. Потому что не могло быть в принципе у таких невезучих дилетантов, как они.

К закрытию торгового дня Игнат превратил пятьдесят три тысячи в семьдесят одну. Бутылку незаметно для себя прикончил, но сознание оставалось ясным. Он не пьянел, он ликовал. Аполлон глядел на него с благосклонной улыбкой мецената. Игрок обнял статуэтку и окропил ее благодарными слезами. Затем поставил на место, оделся, прихватил четыре тысячи, оставшиеся от последней пенсии и, заперев дверь, отправился в город, на воздух, в мир, к людям, с которыми не собирался, но очень бы хотел поделиться чудом слияния с загадочным произведением искусства.

Это был тот уникальный случай, когда Игнат решил скрыть от друга существенное. Он и сам не понимал почему, но ни слова не сказал про антикварку и Маляна.

– Ну и где ты шатался все эти четверо суток?

– Пил, Гошик. Где – не помню. Смутно помню Лужина Петьку, капитана, труба и литавры еще в гарнизонном, хороший мужик, в Бибирево живет с гражданской бабой. Леню Друнько помню, классный аккордеон, как его нашел, как попал к нему – убей бог… С ним, помню, куда-то поехали, к его корешам, тоже из наших, из музыкантов военных, но я их не знаю, позабыл, наверно…

– Как же так! – с издевкой изумился Георгий Арнольдович. – Тебя дома юноша этот бронзовый ждет, томится, понимаешь ли, чуть не расплавился от желания поскорее тебя сделать счастливым и окончательно сумасшедшим миллионером, а ты сутками пропадаешь, водку хлещешь. Плохо ты блюдешь наши общие материальные интересы!

– Не боись, Гошик, биржу не закрывают, Аполлоша в форме, вся жизнь впереди. Я ж тебе показал… Все еще не веришь? Ну и дурень! Хочешь, забирай свою долю и вали строчить дальше за двадцать копеек сценарии про героев труда. А мы с ним такие бабки срубим, такие…

– Зачем?

– Что – «зачем»?

– Бабки тебе такие – зачем? Ты что, опять за старое, опять размечтался – Монте-Кристо хренов.

Игнат опешил. С минуту он глядел на Гошу, выбирая между ответом искренним и нарочито грубым. Нашел, как ему показалось, остроумный.

– Закажу комплект шахмат – огромную доску и фигуры из чистого золота. Найму тренера – гроссмейстера. Наблатыкаюсь и буду тебе вставлять каждый вечер по матешнику. По самые помидоры. Чтоб ты издох поскорее от досады. Устраивает?

Игнат неестественно захохотал под аккомпанемент гробового молчания Гоши, потом скомандовал:

– На сегодня все, пятница, торги кончаются, а в понедельник утром – у меня в десять тридцать. Будешь ассистировать. Проверим заодно: может, он и тебе подсказывать захочет, учитывая наши отношения? Тогда второй компьютер установим. Игра в четыре руки, дело быстрей пойдет. Все, Гошик, вали, я устал, спать хочу. Давай завтра погуляем, подышим, вечерком в шахматишки… Звони!

– Ты кому-нибудь проболтался, скажи правду? – Гоша спросил в интонации, предполагающей, что он поверил, согласен и «концессия» сформирована.

– Ты меня за идиота держишь? Да хоть пьяный, хоть под пыткой – никому. Знаем только ты и я. Железно…

В субботу они погуляли по Москве, вернувшись домой излюбленным Игнатовым маршрутом.

После отставки вот уже больше трех лет Оболонский либо дома торчал, один или в Гошиной компании, либо шатался по окрестным улицам, праздно разглядывая знакомые строения и витрины, покуда не встречал какого-нибудь приятеля, чтобы распить бутылочку, потолковать о том о сем да и разойтись в разные стороны. Любил посидеть на Чистых прудах, спуститься до Хохловки, дойти до Лубянки, попетлять по переулкам и через Мясницкую вернуться к себе на Бобров, где за столетними чугунными воротами ждал его маленький дворик, подъезд с тремя ступеньками и старая, дряхлеющая без ремонта квартира всей его жизни. За час-другой прогулки он вспоминал всю прошлую жизнь. А Чистые пруды, куда зимой частенько водил маленького Олежку на каток, наполняли таким нестерпимым чувством тоски, нежности и боли, что искал ближайшую скамейку, лицо руками закрывал да и плакал тихо, в себя.

Изредка, по выходным, как сегодня, они бродили вместе, кормили уток и лебедей на Чистых до первого ноябрьского ледка.

Гоша решил вообще не затрагивать тему биржи и статуэтки.

Но Игната распирало, он строил золотые замки, окончательно впал в мистику и метафизику, но вдруг вернулся к прагматичному вопросу, заданному накануне другом.

– Зачем деньги? Куплю дом в Сан-Франциско, на берегу океана. Будем гулять, виски пить, английский выучу малость. А на пару-тройку месяцев буду возвращаться сюда, на Чистые пруды, подышать воздухом юности, кошелек пополнить вместе с Аполлошей. К моим на могилку ходить буду.

– Насчет могилки я тебе понимаю. А вот остальное… Играть ты и там можешь! – провокационно заявил Гоша. – Там тоже биржа есть, а бог твой греческий – ему по фене, где тебе ставки подсказывать. Кстати, в казино не пробовал? Там еще быстрей и круче. Или в карты. У меня знакомые есть, могут устроить подпольную игру в катране. Нет, вообще, в Америке биржа богатая, глядишь – и миллиард надыбаешь.

– Издеваешься? Ну-ну! Поглядим… А в Америку, жаль, таможня Аполлошу не пропустит, – с тоской вздохнул Игнат. – Придется здесь его прятать. Я все продумал: арендую ячейку в банке.