Красиво жить не запретишь - Марина Серова

Надо же, а я думала, он первым делом спросит, поймала ли я Никуленко. А он обо мне. Какой заботливый. Я вкратце описала ему ситуацию, не удержавшись от нескольких нецензурных высказываний в адрес Никуленко. Гаишники, перебирающие за моей спиной какие-то бумаги, одобрительно заржали. Думаю, я начала завоевывать у них авторитет. Спросила про Диму. Он, оказывается, сидит в ментовке, дает показания как свидетель. Я попросила Благушина вытащить его оттуда:

— Помог он мне очень, Вадим Павлович, без него меня бы, наверное, точно замочили.

— Сделаем.

— И дайте ему мой домашний адрес на всякий случай.

— Зачем это?

— Ну какая вам разница?

Благушин помедлил и ответил:

— Хорошо.

Насколько я поняла, Благушин прочно повязан с нашей тарасовской милицией. Те, кого он называл «наши люди», на самом деле — менты. Ну что ж, и так неплохо. Только непонятно, зачем нужно было из себя мафиози строить: «Наши люди тебя встретят…». Да черт с ним. Кстати, Нубин, покойник, оказался капитаном МВД. Вот так. А совсем не производил впечатление мента.

Прежде чем положить трубку, Благушин отеческим тоном сказал мне:

— Ну, теперь, Татьяна Александровна, расслабьтесь. Машину за вами я уже выслал, через полчаса вас отвезут домой. Или, если хотите, сразу ко мне, получите деньги…

Ну вот уж фигушки! Я это дело начала, я его и закончу! Так я Благушину и сказала.

Он немного помолчал.

— Татьяна Александровна, скорее всего, вашего Никуленко задержат через несколько минут. Мы уже передали приметы и номер машины, на которой он уехал, — сказал он.

Понятно. Завтра во всех газетах появятся передовицы: «Наша доблестная милиция выследила и обезвредила банду наркоторговцев. К награде представлены майор такой-то, полковник сякой-то». Гады. Я молчала.

— Татьяна Александровна, — позвал меня Благушин, — мне очень понравилось с вами работать, и я решил представить вас к премии. Короче говоря, я достал вам полностью оплаченную путевку в привилегированный санаторий МВД в Ялту.

Конечно, работая частным детективом, я привыкла, что мои заказчики чаще всего видят во мне наемника, работающего за деньги, но сейчас… Тут даже дело не в личных счетах с Никуленко. Меня использовали, как почтовую лошадь: довезла барина до очередной станции — все, иди в конюшню, другая тебя заменит…

— Да пошел ты со своей путевкой… — сказала я неожиданно для себя и положила трубку.

Гаишники, следящие за моим разговором с явно высокопоставленным лицом, удивленно притихли.

Я вышла, поймала машину, благо у КП ГАИ они тормозили все без исключения, и поехала домой.

Когда я наконец добралась до своей квартиры, сил у меня осталось только на то, чтобы сварить себе кофе. Когда он был готов, я налила себе чашечку, закурила сигарету и, включив телевизор, упала в кресло. Может быть, Никуленко уже задержали. Однако никаких новостей по этому поводу не было. Я вспомнила, что, по словам Благушина, гражданина Чумака Валентина Евсеевича, того самого никуленковского родственника, вычислить на вокзале тоже не удалось. Вероятно, его успел предупредить Григорий Львович, а может, сам гражданин Валентин Евсеевич недоброе заподозрил и высовываться не стал.

«А ну как тарасовская милиция так никого и не поймает?» — злорадно подумала я. За окнами уже стемнело. Меня клонило в сон. Я потушила сигарету в пепельнице, поставила на пол рядом с креслом пустую чашечку.

Закрыла глаза.

И так и уснула — сидя в кресле у невыключенного телевизора.

Я думала, утром у меня изменится настроение, вся эта петрушка с вероломными председателями всяческих союзов и самодовольными меценатами забудется. Ан нет, на душе было так же паршиво, как и вчера. Нет, ну надо, а?

Приняв душ, решила варить кофе, но по дороге из ванной на кухню — в прихожей — меня остановил звонок в дверь. Кого еще черти принесли?

Я открыла дверь. Ура! Черти принесли Диму. Я повисла у него на шее, он пошатнулся и чуть не упал. Оказалось, в ментовке его продержали целую ночь.

— Относительный комфорт они, конечно, предоставили, — присев в кресло, рассказывал Дима, — но, понимаешь, Таня, я не такой человек, чтобы уснуть в пустом кабинете отделения милиции, да еще когда тебя через каждые полчаса выдергивают выяснять какие-то подробности…

Дима пожаловался мне еще минут пять и уснул. В том же кресле, где провела ночь и я.

Он принес мне мои вещи: я открыла рюкзак — на дне его мешочек с гадальными костями. Даже спасибо не успела сказать.

Дима захрапел.

Я посмотрела на часы: половина одиннадцатого утра, а я кофе еще не приготовила. Вот выпью кофе, Дима проснется, и поедем мы вместе к Стасу, дружку моему школьному. Раны сердца моего лечить. Бутылочку купим по дороге, деньги у меня еще остались, немного, правда. На сегодня хватит, а завтра я к Благушину поеду. За своими законными.

Я пошла на кухню, но, видно, сегодня попасть туда, а уж тем более сварить себе кофе у меня не получится — зазвонил телефон. Пришлось снять трубку.

— Алло, Татьяна Александровна?

Благушин!

Ну, уж подняла трубку, теперь говори.

— Слушаю, — сухо сказала я.

— Татьяна Александровна, — затараторил Благушин, — вы уж извините, что так получилось. Понимаю, вам обидно… Но и вы должны меня понять: это не я отстранил вас от дела — свыше приказали…

— Приказали? — спросила я. — Вы что, Вадим Павлович, в милиции теперь работаете?

— Ну-у, не совсем…

— Ага, подрабатываете?

— Зачем вы так говорите? Просто у каждого предпринимателя должна быть «крыша», — вполне доступно объяснил Благушин.

В дверь снова позвонили.

Я чертыхнулась и пошла открывать. Прямо не квартира сегодня, а проходной двор какой-то.

За дверью стоял паренек с огромной корзиной роз. Я обомлела. Это кто же проявляет такое рыцарство в наш совершенно не рыцарский век? Неужели?..

— Иванова Татьяна Александровна? — строго спросил он.

— Да, я…

— Получите.

Он поставил корзину мне к ногам и, посвистывая, удалился. Чудны дела твои, Господи! От кого бы это? Я задумчиво заперла дверь и уставилась на цветы. Красиво, черт возьми.

Послышался какой-то треск. А, это телефон. Я же про Благушина совсем забыла. Я взяла трубку.

— Ну что, получили? — спросил он.

— Получила, а откуда вы… Так это вы прислали? — догадалась я.

— Это я прислал, — не стал спорить Благушин. К нему снова возвращался обычный, уверенно-снисходительный тон.