Красиво жить не запретишь - Марина Серова

Бах!

Интересно, откуда у него ствол?

Слева от меня находилось какое-то недостроенное здание, вроде большой кирпичной трансформаторной будки. Метрах в трех. Я вся подобралась и перекинула — лучшего слова не нахожу — себя к ней.

Бах!

Бах!

Сразу видно непрофессионала. Настоящий киллер на его месте давно бы меня прикончил. Я спряталась за стенами будки, прислушалась: никакого движения со стороны противника. Я осмотрелась. По левую сторону от меня лежала такая же огромная труба, как та, за которой скрывался Никуленко. Она тянулась метров на тридцать, к шоссе, пересекавшему железную дорогу. Ага, а там будочка со смотрителем. Ну, как он называется, который шлагбаум поднимает-опускает? Если перебежать к этой трубе, то, прячась за нею, можно добраться до этой будочки, к людям. Что-то Никуленко притих.

— Григорий Львович, — крикнула я, — зачем вы в меня стреляете?

Вопрос, конечно, наиглупейший, но мне просто нужно было определить его местоположение.

В ответ — молчание.

Я рывком перебежала к спасительной трубе. Краем глаза успела заметить, что Никуленко исчез из моего поля зрения. Не маячит. Я выглянула еще раз. Нет его. Может быть, он решил как-нибудь обойти меня? Эх, была не была! Я, опершись на торчащий из трубы кран, вскочила на ее поверхность. Вон он где. Никуленко, спотыкаясь, бежал к шоссе. В своем заляпанном грязью развевающемся плаще он был похож на ворону. Быстро бежит. Для своих лет. И не понятно, кто кого больше боится — я его или он меня?

Я устало опустилась на ржавое железо. Преследовать этого мудозвона у меня не было никакого желания — вдруг случится чудо, и он не промахнется из своего пистолета, — да и сил тоже не было. Я просто смотрела. Ведь, по сути, мне нужно было сказать спасибо, что жива осталась. Спасибо, Григорий Львович!

Никуленко уже стоял на шоссе, размахивая рукой. Голосует. Сейчас тачку поймает и свалит куда подальше. Поймал. «Жигуленок» какой-то остановился. Номер на таком расстоянии разглядеть было невозможно. «Жигуленок» резко развернулся и помчался в сторону города. Это хорошо. Будем искать в городе.

Я спрыгнула с трубы и тоже побрела к шоссе. Нужно и мне как-то выбираться отсюда. Деньги у меня были, но и видок тоже… Густо вымазанные грязью джинсы на коленях продрались, маечка и джинсовая куртка также особой чистотой не отличались. Н-да, ну, ничего, на худой конец сойду за хиппи какую-нибудь.

Только сейчас я почувствовала, что погода прохладная. Осень, ничего не поделаешь. Я застегнула куртку.

Ну, Никуленко, ну, змей. Ему бы не художником, актером быть. Надо же, падла, как заморочил меня. Как родному поверила. Еще перед ментами напрягаться обещала. Дура. Дура я. Обвел, как малолетку, подлец. Так, выходит, и Нубина он завалил. В упор, небось не промазал, сука старая. А еще плакал передо мной. Нет, Григорий Львович, я уж постараюсь вас найти, если мне даже бабки за это не заплатят — все равно постараюсь.

С такими вот мыслями я подошла к шлагбаумной будке. Просто из интереса заглянула внутрь. Паренек лет шестнадцати-семнадцати, увидев мое лицо в окне, встал со стула и открыл рот. Я вошла.

— Привет, — говорю, — как зовут?

— П-петя…

Никуленко, что ли, его напугал? Или я такая страшная? Мальчик продолжал стоять. Я внимательнее посмотрела на него: одет он как-то странно — старая телогрейка, под ней маечка с какой-то эмблемой. И совершенно дико смотрелись на этом фоне его ослепительно белые джинсы, заправленные в валенки.

Я, очевидно, оторвала его от чтения — на столе перед ним яркой обложкой кверху лежала какая-то книга. Какая? Чейз. Джеймс Хэдли. Очень интересно. По этому поводу у меня созрела мысль.

Я взяла стоявший у стены стул, по-хозяйски прошла на середину комнаты, утвердила стул на некрашеном полу. Села. Паренек Петя попятился к противоположной стенке.

— Ты, Петя, не бойся, — вкрадчивым голосом произнесла я, доставая из кармана уже ставшее мне родным липовое эфэсбэшное удостоверение, — а лучше, Петя, скажи мне, ты видел мужчину, который сейчас остановил машину на шоссе?

При виде моей ксивы у Пети разгорелись глаза.

— Видел, видел! У него еще пистолет в руках был, он, когда к дороге подбежал, пистолет в карман спрятал. Потом машину остановил, — Петя на секунду задумался, — «Жигули», красного цвета, 69–24… Буквы не помню…

Честное слово, я чуть не упала со стула. Вот так новое поколение! Когда у меня будет сын, назову его Петей.

— Ты ничего не путаешь?

— Да нет.

Я подумала, что бы еще у него спросить.

— Работаешь здесь, Петя?

— Отцу помогаю.

Смотрел он на меня влюбленными глазами. Еще бы, это тебе не Джеймс Хэдли Чейз, тут все гораздо круче. Потому что — по-настоящему.

Ну, если уж играть роль, так играть ее до конца. Я встала со стула, подошла к пареньку и положила руку ему на плечо. Он выпятил грудь и, по-моему, встал на цыпочки.

— Спасибо тебе, Петя, — торжественно произнесла я, — за оказанную неоценимую помощь следствию.

Тут, конечно, по всем правилам нужно было крепко пожать ему руку, но женщина во мне пересилила, и я просто Петю поцеловала. В щеку. По-матерински.

— У тебя, Петя, телефон здесь есть? Или передатчик какой-нибудь?

Петя несколько секунд молчал, видимо, переваривая мой поцелуй, потом хрипло ответил:

— Телефона нет, а передатчик сломался — я его только слушать могу.

Опять у меня проблемы со связью! Уверена, что у героев Чейза такого кошмара не было. Ну, ладно, нужно было ловить машину и ехать до ближайшего КП ГАИ. Я попрощалась с Петей, похлопала его по плечу и двинулась к выходу. Он проводил меня до двери и стоял на пороге, пока я не остановила тачку и не уехала. 69–24. Буквы не помнит.

Я люблю тебя, Петя!

Ближайший контрольно-пропускной пункт милиции находился аж километра за два от железной дороги. Добралась я туда на каком-то чудовище, машине, совершенно непонятно, по каким стандартам созданной. Похоже было, что творцы ее взяли за основу «Запорожец» и постепенно, год за годом, переделывали его в «Тойоту». Зато довезли меня бесплатно.

Правда, гаишники сначала общаться не хотели, наверное, оценив мой транспорт и внешний вид, но когда я назвала парочку телефонов нашего тарасовского ментовского начальства, то и чаем меня напоили, и даже бутербродов нарезали.

Первым делом я не чай, естественно, а телефон потребовала. Наконец-то связаться с Благушиным. Трубку он поднял почти сразу же:

— Таня, Таня! Это вы? — закричал он, не успела я поздороваться.

Что это он меня не по имени и отчеству, как обычно?

— Я, кто же еще…

— Все у вас нормально? Вы где находитесь?