Стеклобой - Михаил Перловский

— Да ну, — недоверчиво сказала Степанида. — И где ж его спрятали?

— Просто так не найдешь. Мироедов в последний свой приезд его в фонтан бросил, но что за фонтан — неизвестно.

— В последний? Так и знала, наврал ты мне — не один раз Мылоедов твой приезжал! — торжествующе заявила Степанида.

Они повернули и уперлись в фонтан, вяло пульсировавший двумя струями — из мозаичной рыбы и из неудобно устроившейся у бортика русалки.

Степанида завороженно уставилась на рыбу, а Романов вырвался, в несколько прыжков догнал покачнувшийся трамвай и, устроившись на крюке для прицепа, умчался за поворот.

Сзади послышался свист — это взял старт пожилой военный. Зато девушка — Романов успел это заметить — не отрываясь смотрела на фонтан, а Степанида уже засучивала рукава.

Перед следующей остановкой Романов спрыгнул — пожилой военный, хоть и отстал, но еще держался в нескольких кварталах за ним. Романов усмехнулся и бросился в переулки. Там, не упуская из виду номера домов, на всякий случай поплутал и через несколько кварталов выбежал к Семиовражному переулку.

Здесь было тихо, за столиком уличного кафе под зеленым зонтиком сидел кругленький старичок и держал двумя пальцами кофейную чашечку тонкого фарфора. Облачен он был в светлый элегантный костюм, вместо галстука шею обвивал расшитый шелковый платок изумрудного цвета. Драконы на шелке сплетались с языками пламени, ими же исторгаемыми. На толстеньких пальцах старика сверкали разноцветные перстни, нежно-салатовые носки с мелким восточным узором вызывающе выглядывали из лаковых туфель.

Все это старичку чудовищно не подходило, смотрелось насмешкой над его простоватым лицом и округлой фигурой. Между тем он вел себя так, словно имел полное право и на туфли, и на платок с драконами, и на каждый перстень по отдельности. Цвет зонтика над столом и цвет его носков так гармонично сочетались между собой, будто зонтик он специально прихватил из дома.

Романов резко развернулся и нарочно сел спиной к противоположной стороне улицы, где по его расчетам должен был красоваться игорный дом. Совсем скоро, подумал он. Ему представлялось, что все окна смотрят сейчас на него с упреком, он почти слышал обратный отсчет времени, и каждая секунда отдавалась металлическим лязгом.

Кореец-официант в узбекской шапочке и в цветастом галстуке поверх передника неторопливо убрал тряпку за пояс и принес меню в целлофане, горбившемся пузырями. Романов разгладил пузыри — в меню значились чай и кофе без подробностей.

Он отложил меню и попросил:

— Кофе со сливками.

Официант кивнул и ушел, сверкнув белой волной передника.

— Не вздумайте это пить! — раздался раздраженный голос старичка. — Идите немедленно сюда, я угощу вас нормальным человеческим кофе! — Романов обернулся, старик проворно выудил из кофра чистую чашку и со звоном опустил ее на стол. — Что вы застыли как истукан? Присаживайтесь ко мне! — прикрикнул он на Романова.

Романов, опешив, только вежливо помотал головой, благодарственно приложив руку к груди.

Он посидит здесь немного, будет считать драконов на галстуке нарядного старика и думать, думать, думать, готовиться. Спиной он все время ощущал заветный дом.

Когда он поднял глаза, перед ним стояла чашка с маленьким пакетиком сухих сливок на блюдце, а напротив сидел официант и смотрел на него с отеческой добротой в глазах. Его длинный галстук лежал на столе, словно отдыхая от того, что его носят.

— Оттюда? — спросил официант.

— Откуда оттуда? — переспросил Романов.

— Кто только сто — сразу видно, по городу носятся. Меня Марат-кофейсик зовут, — официант расплылся в улыбке. Он наклонился к Романову и доверительно спросил: — Тебя усе распределили? Обысьно работу тут мимо расдают, думаесь, я готовить умею? Ты кофе пей, самому интересно, сто получилось…

Романов машинально добавил сливки и отхлебнул. Кофе был отвратительный, во рту остался осадок. Романов скривился.

— Вот я и говорю, — радостно кивнул Марат, и галстук переполз по столу поближе к чашке. — Понимаесь, я массасист.

— Кто? — удивился Романов.

— Массас, понимаесь, массас, — сказал Марат, яростно меся невидимое тесто. — Хось посвоносьник, хось мыссы, хось иголки. А вот эти все часки-джесвы — мимо меня. Мимо, понимаесь! Меня свекрось подвела, скасала — есь путевка на район.

— И как результаты? — осторожно спросил Романов.

— Надесда есть, — мрачно отрезал Марат.

Романов вдруг вспомнил рухнувшую витрину:

— Скажите, — он внимательно посмотрел на Марата, — у меня с утра было одно происшествие, и рядом оказалась… одна актриса. Вы с ней в клуб вошли…

— Засем говорись, — зашипел Марат, его лицо покрылось красными пятнами. — Засем?

Романов осторожно поставил чашку.

— Я хотел разобраться — она спасла мне жизнь, я думал, вы что-то знаете.

Марат яростно бросил тряпку на стол и тряхнул головой:

— Мимо говорись! Ты вот мне расскаси, засем сюда приехал, а?! Не говорись? А я посему долсен говорить?

— Я не… Простите, я только…

Марат встал, его галстук вскочил со стола как кобра, и Марат ушел внутрь, хлопнув дверью.

— Филиал психбольницы, — пробормотал Романов, отодвигая кофе и не решаясь проследить за Маратом, чтобы случайно краем глаза не зацепить флигелек. — У каждого внутри взведенная пружина. А теперь и у меня.

— Я же вас предупреждал! — старичок, сидевший по соседству, бесцеремонно водрузил на стол кожаный кофр и извлек серебристый термос. — Кофе от Марата надо приравнять к химическому оружию. Что вы вообще к нему полезли, здесь так себя не ведут.

— Как это так? — нахмурившись спросил Романов. Похоже в одиночестве здесь не останешься.

— О важном первому встречному не рассказывают, и вопросов не задают, — старичок с усилием открутил крышку термоса, и осторожно, как драгоценное вино, налил кофе во вторую чашку. — Ничего не объясняют в этих кабинетах, выпускают новичков на свободу без подготовки, — старичок выхватил памятку администрации, торчавшую из романовского кармана, и хлопнул ему по коленке. — Они полагают — вот это вас защитит? А о бонусной системе вам рассказно? О кнопках? Крысы канцелярские! — он покраснел и лопался от возмущения.

— О кнопках мне рассказали, — осторожно ответил Романов, перехватив поудобнее легчайшую, как лепесток, чашку.

— А о бонусах, значит, не стали, в целях предотвращения паники? — язвительно произнес старик, передразнивая чей-то голос. — А то, что здесь это две стороны одного и того же бесчеловечного процесса, вам не было сказано? Что к каждому желанию здесь прилагается бонус, страшный побочный эффект, сопровождающий жителей, так сказать, расплата, так сказать, гарантия и проверка, нужны ли им их желания. А люди с готовностью принимают это, они знают, за все хорошее в жизни надо отстрадать, расплатиться, и именно потерей, болью, иначе полученное не считается заслуженным. Но люди так устроены, что одновременно верят и в андронный коллайдер, и в приворотное зелье! Поэтому кнопочки никто не забывает нажимать, хотя это не что иное, как жгучее желание поплевать через левое плечо, увидев несчастного черного кота. Случайность, помноженная на непроходимо архаичное первобытное сознание. Бонусов они смиренно ждут, но надеются срезать углы кнопочками. Скажите мне, разве разумные люди могут так жить?! Только меня никто не желает слушать, — он устало откинулся на стуле, продолжая тяжело дышать.