Стеклобой - Михаил Перловский

«А-р-х-и-в», — беззвучно проартикулировал старик и молниеносно исчез.

— Вы тоже досадили мне! — продолжил кричать он. — Я и сам зол на вас! Я тоже имею право голоса и не даром ем свой хлеб!

— И артишоки! — презрительно добавила хозяйка.

— И артишоки! — гордо повторил старик.

— Это с какой еще стати вы злитесь?

— А с такой, что ответьте мне честно, дорогая, снос дома в Семиовражном — это дело рук администрации? Ведь памятники сами по себе не исчезают, их сносят, сносят в течение одного дня, а бумаги наверняка оформляют задним числом. Это был памятник XVIII века!

Было слышно, что старик крайне возмущен, но силы его на исходе. Он срывался на визг и тяжело дышал с присвистом.

— А это не ваше дело! Чем меньше вы будете знать, тем крепче будет ваше здоровье. Все, я больше не могу находиться в вашей пыточной, идемте в комнату и извольте сделать мне чай, — дверь опять яростно звякнула витражными вставками.

Романов не стал дожидаться встречи с хозяйкой и одним махом выпрыгнул в распахнутое окно, прижимая к себе папку.

Он вошел к себе, теперь уже с первого раза угадав правильный замок, бережно положил папку на стол и увидел, во что превратились его рубашка и джинсы — хоть сейчас кидай на сковородку и жарь до румяной корочки. Для начала он вымыл руки и хотел было сунуть промасленную одежду сразу в мусорное ведро, как вдруг вместе с мельком пронесшейся мыслью о порошке, замачиваниях и отстирываниях он вспомнил утренние упражнения Кирпичика с футболками. И сразу же строчку из памятки Александрии Петровны: «некое бытовое действие, которое вы совершаете в первый день пребывания в городе», «нелепые, несвойственные вещи», «то, что вы делаете редко». Кнопка! То, что по мнению местных запускает исполнение желания. Ну, допустим, звучит это как бред. И у него есть свое собственное решение. Но и бред тоже стоит проверить. Он открыл воду и засунул рубашку под струю. Как это вообще делается без стиральной машины: в холодной воде или в горячей?

Перед Светиной дверью лежал коврик с подмигивающим Микки Маусом.

— Митя? — Света стояла в прозрачной ночной рубашке и ошарашенно смотрела на него, щеки ее постепенно заливались румянцем.

Он вдруг увидел себя ее глазами. Раскрасневшийся, мокрый и к тому же в одних джинсах.

— Мне бы стирального порошка, — сказал Романов извиняющимся голосом.

Света шагнула к нему на площадку.

— Какого порошка? — Романов решил, что она собирается его обнять.

— Стирального, — сказал Романов нарочито резко, взял Свету за плечи и почти втолкнул в квартиру. Ее кожа была горячая, как бывало с пацанами, когда они болели и засыпали у него на руках.

Привыкнув к полумраку, он увидел, что рядом с разобранной постелью горит торшер, а на массивном письменном столе, свернувшись под клетчатым пледом, спит Кирпичик.

— Можно, я его подниму? — спросил Романов, черт его знает, как это у них тут работает, может, нужны все участники события, в прошлый раз они стирали вдвоем.

Света только махнула рукой.

— Приятель, проснись, — Романов тронул Кирпичика за плечо.

Тот дернулся, открыл глаза и сказал:

— За кефиром еще рано.

— Пойдем, поможешь мне.

Кирпичик потер глаза, нащупал под подушкой очки, надел их и посмотрел на Романова.

— Попробуем постирать, как с утра.

— Сначала стирали. Потом регистрация. Не сработает, — отчеканил он и упал вихрастой головой на подушку.

— Поднимайся, расскажу, как я привидение видел. Красивое!

Света, завернутая в махровый халат, с мрачным видом протянула Романову пакет с порошком и бумажный сверток.

— Но учтите, вчера порошок был другой, он кончился. И возьмите еще вот бутерброды и термос.

Романову захотелось ее рассмешить.

— А мне недавно рассказали, что у Мироедова был бриллиантовый зуб, — он выпятил челюсть и сощурил правый глаз.

— Врут, на самом деле у него была деревянная нога, — Света поджала губы.

— Да! И вооот она! — страшным сиплым голосом закричал Романов, резко выкинул ногу вперед и подтянул джинсину. Света охнула от неожиданности и звонко расхохоталась, закидывая голову.

Ванна наполнялась, Романов засыпал порошок, который тут же превратился в переливающиеся под светом лампочки пузыри. В эту горячую пену сразу захотелось упасть. Романов кинул туда рубашку, поискал и добавил к ней вчерашние, испачканные в ливень, белые брюки, немного подумал и погнал Кирпичика за майками, сохнувшими на балконе. Кто его знает, что тут имеет значение.

— Полагается повторять все точь-в-точь или могут быть варианты? — Романов смотрел, как множатся пузыри.

— Кажется, важно общее направление, — Кирпичик сидел на краю ванны, клюя носом, и постоянно поправляя сползающие очки.

Закрыв дверь за Кирпичиком, Романов несколько минут стоял, слушая тишину, и этот звук казался ему непривычным. Он сел у окна, автоматически хлопая себя по карману в поисках сигарет, хотя весь свой разрешенный лимит он, конечно, уже выкурил. Бутерброды и кофе были очень кстати.

— Добрый день, Романов, — сказал он сам себе, — ты большой молодец сегодня, ты славно поработал.

Первый раз за очень долгое время он был до странности спокоен, как будто нашел неустойчивую точку равновесия. И хотя холодный страх за пацанов никуда и не думал деваться, он ненадолго перестал маячить перед глазами.

Кто его знает, может, и удастся справиться, победить и сообщить в Питер, что отбой, война закончилась, пацаны будут и дальше жить, вырастут в гениальных негодяев. Хотя, если характер пацанов не выправится, скорее всего их придушит кто-нибудь из обычных людей, например он сам.

А ведь месяц назад, когда он решился на поездку, подумать было невозможно, что все так обернется. Итак, подведем итоги — он аккуратно достал бумаги из промасленной папки. Завтра большой день.

Романов попытался пошевелиться, но тут же испытал острую боль в плече. Он заснул, уронив голову на подоконник. Тело, согнутое на шаткой табуретке, превратилось в камень, и Романов сразу вспомнил, как близнецы возводили на нем многоэтажные дворцы из пляжного песка: он лежал, как живой фундамент — начало начал, — и не мог и не хотел двигаться, ощущал себя корнями дерева, а приятная прохладная тяжесть песка успокаивала его. Романов потянулся и застонал. Всю ночь он провел над книгами и тетрадями, мучительно стараясь найти новые идеи, мысли его носились взапуски. Самые черные и беспросветные из них нагоняли радужные и светлые в два прыжка. Игорного дома нет, на пресловутую кнопку надеяться просто смешно. Он и сам не знал, чего ожидал от полуночной стирки, но вчера эта идея казалась ему такой правильной и остроумной — раз играть по его собственным правилам ему не дают, он сыграет по местным, и выиграет назло. Романов грустно усмехнулся и с жалостью вспомнил себя вчерашнего: ну в самом деле, из мыльной пены выплыла бы золотая рыбка и вернула его детям нормальную жизнь? Разверзся бы потолок второго этажа, и небесный гром возвестил о снятии проклятия? В двери постучалась бы бригада из прачечной с поздравительной грамотой? Ну чего он ждал?