Делай, что можешь - Марик Лернер

– Учить, – протянул я. – Покажь. Буквы.

– Запросто, – фыркнув, заявила Катя, аж зажмурившись от удовольствия продемонстрировать знания, изобразила личиком глубокую мудрость, не иначе кому-то подражая, и прямо на земле написала пальцем закорючку, разровняв место между грядками. – Это «аз», как арбуз. Это «буки», как барабан…

Через некоторое время дошло – реформа была, однако пошла куда-то не туда. Твердый знак в конце убрали, а «ё» и «е» это действительно два разных звука, «?» это долгое «е». «I» вместо «и» и «j» вместо «й». Ничего ужасного. Слегка потренироваться, и стану свободно читать-писать. Все равно сажал бы кучу ошибок без нормальной практики. Тем более полностью отсутствует привычка писать от руки. Практически вся документация набирается на клавиатуре или берется уже готовый шаблон. Причем не вспоминая, что и составлять документы обычно приходилось на латинице. В Европе как-то русский не в ходу, но политика сохранения народностей позволяет не переходить на общий шрифт.

Так даже удачнее. Не придется переучиваться с современного написания. Хотя о чем это я? Пора затвердить: современность – это сегодня. И поменьше даже мысленно вспоминать будущее, которое прошлое. Николка я!

– Крова, – довольно говорю, рисуя буквы.

– Карова, – поправляет Катя покровительственно, исправляя гласную.

Нет, ну такие вещи не путаю. «О» должно быть. Настаиваю. Выясняется, что с правилами правописания нечто странное. Полно аканья и часто пишется, как слышится. В принципе, удобнее для нормальных детей, но почему тогда в моей реальности иначе?

– Ни на минуту нельзя оставить одних! – орет по соседству мать, подкравшаяся незаметно, пока морщил лоб, путаясь в несуразностях.

Поспешно стираю буквы одним движением ладони, благо она с пол-лопаты величиной, и подмигиваю Кате. Та улыбается.

– И смеются еще! – возмущается мамаша. – Что смешного? Вы так до ночи просидите, а ничего не сделано!

Будь на моем месте обычный наемный работник, он бы точно возмутился несправедливостью. С самого утра впахиваю как проклятый без нормального перерыва на обед. Сунула в полдень пару картошек и хлеб с большой кружкой молока и все. А ведь после больницы должен отдохнуть. По-настоящему устал с непривычки. То есть физически не особо. Есть маленько, но терпимо. Николка все ж сильный парень, не чета даже мне, молодому. От природы много дано. Может, в компенсацию за отсутствие мозгов, однако, скорее, гены удачные. Папаша тоже крепкий мужик, а я в него статью пошел. Просто слишком много всякого разного навалилось. В голове бурление, а обдумать спокойно ситуацию никак не выходит. Все время над душой торчит и подгоняет. Хорошо хоть, не цепляется, что рубаху снял. Можно брать энергию незаметно, никто не поймет. А входить в транс способен совершенно спокойно и во время движения. Действия однообразные, мозги практически не задействованы. Все машинально, почти на инстинктах.

– Следишь за братом, так не баловством занимайся!

Я опять подмигнул, не давая возразить. Из-за спины мамаше не видно, а лаяться с ней бессмысленно. Николка элементарно не способен, а мне вылазить не ко времени. Да и не мальчик поди. Научился держать пасть закрытой давно. Тем более при всей своей сквалыжности она тоже не сидела просто так. Воду приходилось таскать из колодца, а живность требовала немало. У нас стояла бочка, постоянно наполненная. Оттуда брали, но и возвращать приходилось. Меня на улицу не пускала, сама ведра носила. Или отец с утра постарался? По крайней мере, во дворе сама носила. Коров доила, яйца собирала и нечто делала в доме, периодически выскакивая с проверкой.

– Вернулся, – услышал чужой женский голос. У забора, с той стороны, где чужая хата, стояла еще не старая баба, на вид лет пятьдесят с хвостиком, в черном платье и черном же платке. Это что-то означает? Нет информации. – Счастье-то какое.

В первый раз в жизни вижу эту бабу, но в тоне сразу чудится нечто неприятное. Будто жалеет, что не сдох.

– И ничего ужасного не случилось, – резко заявила мамаша.

– Так-то так, однако мы сильно испугались. – А голос елейный, аж противно.

Собственно, елей это что? Выскакивает неизвестно откуда. Уж точно не из Николки, но и мне-то не знакомо. Память реципиента распаковалась окончательно и теперь всплывает нечто оттуда?

– Все хорошо, и дохтур так сказал.

– Вот и слава богу, – охотно согласилась баба, зыркая во все стороны из-за забора. Не иначе желая поделиться с соседками обнаруженными недостатками. – Здоровье прежде всего.

Даже мне стало ясно, подразумевается Николка, и так больной на всю голову, куда уж хуже. Видимо, и Катя сообразила, потому что налилась красным и открыла рот, не иначе отбрить. Я положил ей руку на плечо, отвлекая и притягивая к себе. Она растерянно глянула в лицо, и я ей улыбнулся. Сейчас никчемный скандал абсолютно лишний, и, если правильно вижу ситуацию, ничего хорошего из высказывания ребенка в адрес взрослой тетки не выйдет. Вряд ли настолько изменилась психология, и просчитать последствия несложно. Меня защищать не требуется. А когда разберусь и выясню, кто на ком стоит и кого посылать может, – обязательно приму меры. Уж сделать гадость недоброжелателю не проблема, а большая радость.

– Слышь, Степановна, – сказала соседка в повисшем молчании, – у Женьки мальчишка пропал. Ишо ночью. Уже с утра ищут, никто не видел.

И опять какое-то злорадство во вроде бы сочувствующем тоне.

– Видать, на речку убежал и утоп. Уж ныряли-ныряли, нет тела.

В голове внезапно стрельнуло, и, как с часами, пришло твердое знание. Малолетка боялся идти к реке, спрямляя путь через кладбище, как старшие товарищи, захотел обойти и в темноте свалился в яму. Теперь выбраться не может. Изрыдался и заснул. Даже не слышал, как орали, разыскивая.

– Дтё в черн враге, – произнес, старательно выговаривая.

Никогда со мной такого не происходило прежде. И вроде за Николкой не числится. Наше совмещение крепко перетряхнуло ему башку и нечто вырвалось наружу?

– Где? – переспросила мамаша, глядя настороженно.

– Черный овраг, – перевела Катя.

Я быстро закивал.

– Точно?

– Да!

Как мешает невозможность нормально говорить! Вместо слов какие-то звуки противные, если не считать небольшого запаса старых.

– Следи за братом, – строго сказала Кате наша мамаша, – я сбегаю до Евгении Васильевны.

Поверила? А вот взгляд соседки мне сильно не понравился. Жадно и с опаской глядит. Разговоров теперь вагон будет, но не молчать же? Мальчишка незнакомый, ну и что? Не погибать же ему.

– Судороги, – глотая слезы, говорила еще не старая женщина с усталым лицом, машинально держа за руку молодого симпатичного парня, уставившегося на меня в отличие от излагающей симптомы матери, – начинаются с одной стороны. Сначала легкое покалывание в руке. Иногда в пальце, и хуже того, не идет на всю руку, а переходит на такой же на другой. Если массаж делать, облегчение приходит. Обычно остается в сознании, несмотря на боли, но иногда обмороки случаются. Врачи говорят – эпилепсия, падучая то есть, только странная. Да откуда ей взяться! – вскричала со страданием в голосе. – Никогда в роду ничего такого не случалось.