По дорогам - Сильвен Прюдом

Автостопщик остался невозмутим.

Мне попадаются самые разные персонажи. За один день могут встретиться лесничий, какой-нибудь мелкий предприниматель, колбасник, землемер.

Жанна посмотрела на него.

И ради этого ты каждый раз уезжаешь? Ты действительно говоришь себе, когда стоишь на выезде из города со своей табличкой: супер, сегодня я, может быть, познакомлюсь, с землемером или колбасником?

Он рассмеялся, мы с Мари тоже. И все вздохнули с облегчением, чувствуя, что атмосфера разряжается.

Жанна открыла новую бутылку вина, как бы давая понять, что разговор только начинается.

Мы ждали. Наблюдали, как автостопщик мнется. Раздумывает над ответом.

Я не могу иначе, сказал он наконец. Думаю, дело в этом. Не могу иначе. Есть люди, которым необходимо заниматься спортом. Есть, которые пьянствуют, веселятся. А мне необходимо ездить. Необходимо для душевного равновесия. Если я слишком долго засиживаюсь на месте, то начинаю задыхаться.

Голос его слегка дрожал, чувствовалось, что ему трудно это проговаривать.

С тобой такое бывает, что ты задыхаешься? – спросил он Жанну. Я имею в виду физически. Когда тебе действительно не хватает воздуха?

Он слегка повысил тон. Жанна кивнула.

И я замечаю, что с тех пор, как я стал сохранять память о людях, с которыми знакомлюсь, это усугубляется. Я вижу, как увеличивается стопка фотографий. Растет список контактов. И это уже сильнее меня. Мне хочется, чтобы их было все больше и больше.

Он поднялся, смущенный своей откровенностью. Мы смотрели, как он стоит перед столом, переминаясь с ноги на ногу, со стаканом в руке.

Подождите, я сейчас приду, сказал он через несколько секунд.

Он скрылся в комнате, которая служила ему мастерской, вышел оттуда с дорожной картой, еще более потрепанной, чем моя. Он сдвинул пустые тарелки и стаканы и разложил ее на столе. Я узнал знакомую паутину автомобильных трасс. Красные главные артерии. Синие вены национальных дорог. Вся страна пронизана капиллярами, сосудистой сетью – департаментальными и коммунальными шоссе, разнообразными дорогами. Зеленые пятна лесов. Белый цвет равнин. Голубой – озер. Сероватый – возвышенностей. Крапинки болот. И по всей карте, среди множества названий, написанных крупно или не очень в зависимости от числа обитателей в населенном пункте, – целые букеты надписей, сделанных черной ручкой. Мелким почерком. Терпеливой рукой. Иногда чуть наискосок. Иногда с помарками. Зачеркнутых. Поверх других пометок, более давних. Зоэ и Клер, Анже – Париж, 13 ноября 2016. Рафаэль, Люневиль – Бельфор, 17 августа 2016. Жан-Франсуа и Том, Брест – Морле, 25 марта 2017. Гвенаэль, Шатобриан – Нант, 14 апреля 2017. Энтони и Аньес, Нант – Анже, 14 марта 2017. Некоторые участки уже сплошь исписаны. Иль-де-Франс. Бретань. Основные магистрали. А какие-то зоны еще чистые. Целые забытые департаменты. Канталь, Ланды, Верхняя Сона. Марна.

Я все записываю сюда. Имена, места, даты. Расстояние, которое проехал с каждым.

Как охотничьи трофеи, шепнула Жанна.

Он улыбнулся.

Иногда мне тоже такое приходит в голову. Я мог бы смотреть на эту карту и радоваться. Думать: вот сколько людей я встретил. Но когда я на нее смотрю, происходит совершенно обратное. Я вижу все эти незаполненные области. Смотрю на департамент Канталь, по-прежнему пустой, и говорю себе: в следующий раз поеду в сторону Салера. Смотрю на Верхние Альпы, где я до сих пор не был, и говорю себе: курс на Гап.

Мари молчала. Она подлила нам вина.

В книге, которую я сейчас перевожу, есть персонаж вроде тебя, он все время уезжает, сказала она автостопщику. Он красивый, любит жизнь, любит свою жену и сына. Он ездит по работе, он фокусник, и ему приходится колесить по дорогам, занимаясь своим ремеслом. Жена его понимает. Жена и сын его любят. Мужик этот просто чудесный. Он уезжает, и его возвращения – каждый раз праздник. Он является с кучей подарков. Показывает сыну новые фокусы. Рассказывает о людях, которые ему встретились. Он счастлив, что наконец дома. А потом его отлучки потихоньку становятся все более и более долгими. Он уезжает все чаще и чаще. Все дальше и дальше.

Мари говорила спокойно. Не торопясь.

Сделала глоток вина и умолкла.

А чем заканчивается? – спросил я.

Чем заканчивается, вы узнаете, когда прочтете, ответила она, улыбнувшись. Я собиралась вам рассказать, но лучше не буду.

Жанна принесла домашнюю водку, которую гонит друг ее родителей где-то в Эльзасе. Я откупорил бутылку. В нос мне ударил запах малины. Запах лесных ягод, леса.

Мы выпили немножко. Потом побольше. Потом прикончили бутылку, был уже час ночи, нам было хорошо, мы сидели за столом, закутавшись в одеяла, в саду, где становилось все холоднее, свеча уже почти вся оплыла.

Автостопщик решил включить музыку.

Он выбрал композицию, которую ставил при мне раз, наверно, сто. Он обожал ее еще в те времена, когда мы вместе учились в университете, когда снимали квартиру на двоих и каждое лето по два месяца катались по дорогам.

Я решил, что он поставил ее для меня. Хотел таким способом сказать мне: это наше.

А потом понял, что нет. Он поставил ее, потому что любит. Потому что продолжает искренне любить ее просто-напросто. Потому что спустя столько лет она все еще оставалась для него неким абсолютом. Вещью для божественных моментов. Когда хочется, чтобы музыка выразила все счастье прекрасного вечера.

Фортепиано Mood Indigo ворвалось в бешеном темпе, неистовое, безумное, неудержимое. Зазвучал голос Нины Симон, невероятно живой, несмотря на бесконечно грустные слова. I’m so lonely I could cry. Жанна и Мари встали. Я посмотрел на автостопщика, счастливого, уже танцующего. Улыбнулся, обнаружив в нем эту слабость: за многие годы он не продвинулся ни на дюйм в музыкальном отношении, он, вечно жаждущий новизны. По крайней мере, в этой области он самым жалким образом стагнировал. Меня это умилило.

Под музыку мы все трое подошли к колонкам, где он стоял.

Мари прижалась к нему.

Я приблизился к Жанне, и наши тела мгновенно слились, я даже удивился, как мои руки в ту же секунду инстинктивно нашли путь к ее талии, как наши бедра непроизвольно сомкнулись.

Пока длилась песня – три минуты, потом четыре, – наши тела все теснее льнули друг к другу, хотели друг друга все сильнее, это было хорошо.

Потом автостопщик поставил другую вещь и – не танцевать же второй раз подряд с Мари – взял за руку Жанну, а я остался без пары, Мари тоже. Мы взглянули друг на друга, явно подумав одно и то же.

Ну, раз они сами этого захотели. Раз уж не оставили нам выбора.

Она подошла ко мне, щеки ее слегка раскраснелись после танца с автостопщиком, на висках и на лбу блестели капельки пота. Я ощутил тепло ее рук, плеч, шеи. Вспомнил первое воскресенье, когда я ее увидел. И что почувствовал, коснувшись губами ее щеки в знак самого невинного приветствия.