Приговор - Кага Отохико

То есть пункт 1 плана № 2 у меня тоже сорвался. Надо сказать, что, тратив все деньги и ценные бумаги Цунэ, я почувствовал себя виноватым, хотя в это не поверил никто: ни прокурор, ни судья, ни даже адвокат Хироси Намики. Приступая к осуществлению этого плана, я действительно собирался выполнить данное ей обещание и вполне удовлетворился бы комиссионными, у меня не было намерения её обманывать. Я очень хорошо относился к Цунэ и как к родственнице Мино, и просто как к человеку.

К тому времени я очень соскучился по Мино. Я постоянно думал о том, что она ничего не сказала Цунэ ни о моей болезни, ни о нашем разрыве. Мне снова стала рисоваться в мечтах наша совместная жизнь в будущем.

Мне никто тогда не поверил, но я хочу, чтобы все знали правду. Я не собирался вводить Цунэ Цукамото в убытки. Я действительно надеялся, что удастся как-то всё утрясти. Короче говоря, я собирался так или иначе вернуть растраченные сто тысяч йен и ценные бумаги на сумму в двести тысяч йен и добиться того, чтобы фирма Намикавы выслала ей уведомление об открытии ссудного счёта. То есть совершенно искренне считал, что взял у неё триста тысяч йен в долг. Хотя, конечно, после того как меня уволили, трудно было рассчитывать на возникновение нового источника доходов. В голове постоянно вертелась мысль — как бы разбогатеть. Даже играя в маджонг, я постоянно бормотал: «Ну что, ничего новенького?» В конце концов Ясима спросил, поддразнивая меня: «Можно ведь кого-нибудь замочить за деньги, ты как, готов?» «А что… — усмехнулся я. — Может, это и неплохая идея…»

В воскресенье я проснулся от чьего-то оклика и увидел консьержа, который вручил мне уведомление от хозяина дома. Хозяин требовал, чтобы до конца месяца я полностью ликвидировал задолженность по квартплате с февраля по июль. Я не имел ничего против, тем более что как раз собирался куда-нибудь переехать. К счастью, задаток был внесён за полгода вперёд, так что неприятных последствий можно было не опасаться.

Был третий час дня. Лил дождь. Он лил уже две недели подряд, матрасы и одеяла отсырели и стали тяжёлыми, всё вокруг было неприятно влажным — и пижама, и рубашки. По шторам проплывали тени зонтов. Под мостовой, идущей по склону холма, громче обычного шумели сточные воды: очевидно, ливень был изрядный. Если вода и дальше станет прибывать, уровень её резко поднимется и она непременно прорвётся где-нибудь в самом неподходящем месте. Если верить прогнозу погоды, дождь будет лить ещё целых три дня. Грязного белья скопилось более чем достаточно. А мне хотелось, чтобы всё было чистое, когда я буду уезжать отсюда.

Прошлой ночью я продулся в пух и прах. Моё поражение было таким быстрым и сокрушительным, что Ясима не только не обрадовался, а, наоборот, рассвирепел. «Эй ты, так нечестно! — завопил он. — С тобой играть — никакого интереса!» Не могу сказать, что это меня задело, но мне словно вожжа под хвост попала — я перевернул стол и выскочил на улицу. Зонт я забыл и шёл не обращая внимания на дождь. Дошёл до бара «Траумерай» и, поскольку Фукуда ещё не спал, потребовал, чтобы он открыл мне, и мы пили с ним вдвоём до самого рассвета. Фукуда признался, что собирается уволиться и устроиться в какой-нибудь отель в Атами. Ничего плохого о баре он сказать не может, просто надоело, он здесь уже полгода, а больше этого срока ещё нигде не выдерживал.

Я подумал, что сегодня воскресенье, а значит, Иинума, скорее всего, дома. Телефон был напротив, в дешёвой кондитерской; я постоял некоторое время у окна, глядя на хлеставшие по асфальту струи дождя, потом неожиданно для самого себя расхохотался и никуда не пошёл. Пункт 2 моего плана № 2, рассчитанный на Иинуму, показался мне смехотворным. Поступив на работу в банк, Иинума стал осторожен и мелочен, он уже не играл в маджонг так азартно, как в студенческие годы, нечего и надеяться, что его можно соблазнить спекуляциями на бирже.

Ужасно захотелось есть. Потряс банку с печеньем — пуста. Ни хлеба, ни сыра. Изучив содержимое кошелька, обнаружил, что у меня осталось всего две тысячи йен с небольшим — сумма, которой еле хватит на неделю, да и то только на еду. За последние двадцать дней я прокутил двести тысяч йен, полученные за ценные бумаги Цунэ. Когда я оставлял по пять тысяч йен чаевых женщинам из Ёсивары, они не столько даже радовались, сколько проявляли беспокойство — да в своём ли я уме? Наверное, у меня и в самом деле было тогда не всё в порядке с психикой: я был постоянно напряжён и взвинчен до предела. Неделей раньше мне вдруг захотелось бросить в галдящую толпу на Гиндзе все имеющиеся у меня деньги. Правда, к тому времени у меня в карманах оставалась уже весьма незначительная сумма.

К вечеру у меня окончательно подвело живот, и я отправился в студенческую забегаловку возле университета. Кроме меня, там не оказалось ни одного посетителя, один человек работал на кассе и на раздаче. Расплачиваясь, я с вожделением смотрел на лежавшие в ящике кассы деньги. Их было не так уж и много, но меня прельщала сама возможность украсть. Один шаг, и я стану преступником, грабителем, то есть перейду в иную человеческую категорию — разве это не прекрасно? Наверное, я бы уступил искушению, будь кассир послабее.

С трудом дождавшись утра вторника, я позвонил Намикаве на работу. По дороге к телефону-автомату, который находился в университетской больнице, я размышлял, под каким предлогом лучше выманить у него деньги. Если продать акции, как в случае с Цунэ Цукамото, то наличные сразу не получишь. Я пришёл к выводу, что лучше всё же занять денег, но в последнюю минуту, когда уже набирал номер, меня осенила идея представить дело так, будто некий сотрудник министерства иностранных дел попросил меня дать ему взаймы тысячу долларов в пересчёте на йены. Намикава ответил, что долларов десять он ещё мог бы дать, и предложил позвонить дня через три.

Следующие два дня я жил как во сне. Утром в четверг снова позвонил Намикаве и стал вешать ему лапшу на уши, мол, в качестве залога могу отдать две с половиной тысячи акций страховой компании К. В конце концов он сказал, что готов ссудить мне тысячу сто долларов, то есть четыреста тысяч йен, и мы решили встретиться для совершения сделки в баре «Траумерай» в следующий понедельник. Судя по всему, Намикава не сомневался во мне, наверное, он получил хорошие комиссионные от продажи акций Цунэ Цукамото.

В небе висели низкие серые тучи, здание больницы устало кренилось на бок. Было обеденное время, и по улице тяжело, словно каторжники в кандалах, брели служащие со своими худосочными кошельками в карманах. Каждый выполнял какую-то работу, получал за неё жалованье, на которое содержал семью, позволяя себе время от времени пропустить стопку-другую… Эти люди, позволившие загнать себя в рамки столь скудного существования, представлялись мне загадочными существами. Влившись в их ряды, я вошёл в закусочную и, втягивая в себя лапшу, стал соображать, где раздобыть 400 тысяч йен. На вид Намикава был не таким уж силачом. Но недооценивать его тоже нельзя: он человек плотного телосложения, мускулистый, не зря же он говорил, что для него самое большое удовольствие — уехать в деревню и вволю покопаться в земле. Назначая ему свидание в баре «Траумерай», я рассчитывал на помощь Фукуды, но вряд ли мы и вдвоём с ним справимся. Может, позвать Ясиму? Вдруг в моём мозгу вспыхнула фраза, сказанная на днях Ясимой: «Можно ведь кого-нибудь замочить за деньги…» Может, и в самом деле убить Намикаву? Эта мысль неожиданно мне понравилась. Я почувствовал себя абсолютным диктатором, который, соблюдая инкогнито, затерялся в толпе подданных, и с лёгкой улыбкой окинул взглядом сидящих вокруг людей. Все эти люди, невозмутимо прихлёбывающие лапшу, и не подозревают, что перед ними будущий убийца. Мне захотелось заорать во весь голос, вскочить… Не сумев совладать с собой, я резко встал и швырнул на стол несколько мелких монет.