Песнь копья - Илья Крымов

— Ты увидишь, как все, кто тебе дорог, дрыгают ногами на кольях! — с упоением пропел Кнуд своим красивым, сильным голосом. — Я изнасилую и сожгу твой мир, и ты засвидетельствуешь это!

— Жалкий, — прохрипел рив сквозь сжатые до скрежета зубы, — тупой зверь! Знай!!! Своё!!! Место!!!

Майрон крепко сжал меч обеими руками, подался вперёд всем телом, оттолкнул Кнуда и с криком нанёс рубящий вертикальный удар, который пришёлся на стальной клинок.

Дыхание Первое требовало силы, выносливости и скорости. Оно не искало слабых мест, не обманывало врага, и совершенно не имело защитных позиций, направляя всё в шквал прямых и сокрушающих ударов.

Второй удар повторил первый, он впитал всю неистовую силу, весь гнев, и северянин невольно сделал шаг назад. Седовласый ступил вперёд, ударил с криком, затем ещё раз и ещё. Он наступал, теснил, вкладывал всё, что имел, заставлял пятиться того, кто не пятился никогда, искрошил щит и наконец едва не выбил меч Кнуда. Руки того против воли хозяина опустились, онемевшие и обессиленные, они дрожали, едва удерживая оружие, оставив голову беззащитной.

— Знай своё место, пёс!!!

Светоч Гнева взвился, чтобы сокрушить макушку врага, но ближние хирдманы выросли как из-под земли; их было немного, но они были единым целым, бесстрашным, точным, сильным. Стиггманы окружили седовласого кольцом щитов и стали медленно оттеснять от Кнуда.

Загнанный обратно к Дыханию Второму Майрон видел за спинами врагов добычу, которую у него отняли, и захлёбывался от ярости! Эмоции превращались из подспорья в помеху, дыхание сбивалось, а без него всё искусство древних жрецов не имело смысла! Майрон стал замедляться, пропускать выпады, мечи взрезали ткань его плаща, кусали мясо, голова кружилась от постоянного вращения и тогда он осознал, что следующий шаг назад станет шагом в могилу. Улучив долю мгновения, рив приблизил палящий огненный меч ко рту и с силой выдохнул.

Струя пламени ударила одному из ближних в лицо, расплавила кожу, подпалила промасленную бороду, выжгла глаза. Он упал мёртвый, а струя уже охватила второго. Дальше пламя натыкалось на щиты, бежало по ногам, вызывая истошные проклятья; кольцо щитов сломалось, выпуская огнедышащего человека на волю. Началось избиение, ибо затопленный гневом разум обратил Майрона в волка посреди ягнячьего загона.

Седовласый наваливался на дрогнувших хирдманов Дыханием Первым, рубил изо всех сил, ломал тела северян ударами правой, тяжёлой словно булава руки, догонял беглецов, двигавшихся как сквозь густую патоку, кромсал в спины, подсекал сухожилья, бил оземь и срубал головы с плеч. Он рычал и хохотал, вдыхая их страх, запах жареной человечины, выдыхая последние струйки огня; он пировал восторгом смертного боя, опьянённый чувством могущества!

Взгляд нашёл среди разрозненно мельтешения тел скопление щитов, — несколько десятков северян собрались с духом и выстроили скьялборг[74] между Майроном и драккарами. Жалкие черви. Полетели стрелы, которые натыкались на Светоч Гнева и сгорали; меч метался из стороны в сторону, громко шипя, оставляя в воздухе огненные мазки. Это было упражнением в ловкости, пока одна из стрел всё же не вонзилась Майрону в грудь, — охваченный боевым азартом, он слишком заигрался! Пришло время покончить с незваными гостями!

Рив подался вперёд, пригибаясь к земле. Левая нога была подогнута под самую грудь, правая выпрямилась и оказалась далеко позади, левую руку с мечом он отвёл за спину, тогда как правая была вытянута вперёд и коснулась каменистой почвы. Он почти распластался на земле, но не ради защиты от стрел, а, чтобы наполнить члены силой. Лёгкие уже болели, однако продолжали работать, и в определённый момент северянин ринулся вперёд. Седовласый бросился, оставляя за собой глубокие следы и фонтаны летевшей из-под подошв гальки, он намеревался ворваться в скьялборг пушечным ядром, чтобы переломать стиггманов и предать последних врагов смерти, но его дикому желанию не суждено было сбыться.

Нечто большое и тёмное возникло вдруг на пути, оно бросилось навстречу и ударило с неистовой силой. Майрон был отброшен, пролетел десяток шагов, рухнул, покатился по камням, слыша треск собственных костей, чувствуя, как открываются чуть запекшиеся раны. Боль сотрясла его тело от кожи до мозга костей, сдавила спазмом все внутренности, загудела набатом в черепе. Светоч Гнева погас, но не выпал из руки.

///

Куга радостно хохотал, увидев распростёртое тело южанина! Вот она, сила великой Тьмы! Один удар завершил позорную бойню, в которую тут всё превратили ублюдочные безмозглые выродки с мечами! Они все подохли бы, не окажись рядом опытного колдуна!.. Но что это?!

— Ещё жив?! — зашипел Куга, не веря трём своим глазам. После такого удара от жертвы должен был оставаться только кожаный мешок с обломками костей.

Но чёрный человек поднимался на четвереньки, шатаясь, пытался встать прямо.

Колдун вновь поднял жилистые руки, оплетённые горячей содрогавшейся кишкой, которую он только что вытянул из чрева распоротого трэлла. Несчастная жертва валялась на самом дальнем краю лагеря, глядя в небо глазами, полными непереносимой муки. Тонкая струйка крови сочилась изо рта, дрожали и елозили члены, однако колдовство не позволяло этому жалкому созданию умереть. Его боль, его ужас, его отчаяние перетекали внутрь Куги по кишкам, всё ещё крепившимся внутри человека, превращаясь в самую густую тёмную гурхану; дарили уродливому старику силу, которую тот пускал на сотворение заклинаний. Куга завыл, залаял, запел нечестивую песнь Тьме, приплясывая и теребя дурно пахшие окровавленные потроха, перебирая их пальцами, давя, царапая коготками. Через это над ним вновь оформилась огромная рука чёрной зыби.

Она поднялась со сжатым кулаком и устремилась к врагу. Грохот! Вздрогнула земля, галька и грязь потоками хлынули во все стороны! Куга смеялся, но лающий этот звук быстро сошёл на нет, — огненный стержень нёсся к нему, проклятый южанин выжил! Как у него это выходило?!!

Рука пришла в движение, изогнулась, чтобы поймать седовласого, но тот совершил нечеловечески высокий прыжок, кувыркнулся через голову и вновь оказался на земле! Слишком быстро, слишком близко! Колдун завизжал, меняя форму заклинания и превратил руку в дымное облако, окружил себя чернотой, присел, затаился. Ничто не могло проникнуть взором сквозь эту пелену, кроме колдовского третьего глаза, и Куга видел ненавистного чужака. Тот остановился, разумно ожидая, что соприкосновение с заклинанием может причинить ему великий вред. Колдун решился, выбрал момент, притопнул, вскричал, превратил облако в руку, и та метнула за добычей. Проклятый южанин чуть не ушёл, слишком прытким был он, однако на этот раз, изогнувшись змеёй, кулак сомкнулся на его теле.

— Ах-ха-ха-ха-ха!!! Я так сдавлю тебя, что всё вывалится из задницы, грязный ублюдок!

Тёмные пальцы стали медленно сжимать человека и Куга, управлявший ими, чувствовал приближение экстаза! Ничто в мире не радовало его тёмное естество также сильно как растянутое мучительное убийство! Скоро свирепый сей воин станет измочаленной тряпицей и отчаяние, которое он испытает перед гибелью… тонкая струйка слюны потекла изо рта интуита, затрепетали рваные ноздри.