Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Амундсен остался с Линдстрамом, которому целыми днями, словно прислуга, помогал убирать в доме. Они боролись с катастрофическими последствиями «грязных дней» – так прозвали участники экспедиции первые несколько суток после возвращения группы из путешествия. Везде, на каждом свободном дюйме потолка развешивались для просушки спальные мешки и меховая одежда, раскладывалось снаряжение, небольшое пространство дома с шумом заполняли девять человек, в результате чего повсюду были разбросаны оленья шерсть, грязные носки и всякий мусор, типичный для горной хижины. Все это нужно было убрать, вычистить и отмыть, подготовив дом к возвращению партии, то есть к наступлению новых «грязных дней».

Надо сказать, что румяный, плотный, невозмутимый Линдстрам занял особое место в полярной истории как истинный король полярных мажордомов. Шеф-повар, пекарь, кондитер, он обеспечивал участникам экспедиции домашнюю обстановку. Кроме того, он умел изготавливать инструменты, был таксидермистом, маляром, а если требовали обстоятельства – то и клоуном.

Линдстрам заводил свой будильник на полседьмого утра, но часто он звонил и по вечерам. Дребезжание чем-то напоминало звонок телефона. Однажды Амундсену пришла в голову идея предложить Линдстраму ответить на звонок. Тот выбежал из камбуза, мимикой изобразил телефонный разговор, а затем с совершенно невозмутимым лицом вернулся и поведал окружающим о том, что случилось «на том конце провода».

Мы смеялись [пишет Амундсен в дневнике], словно дети. Странно, что это происходило три вечера подряд, но результат всегда был один – веселье.

Помимо прочего, теперь Линдстрам показал, что является прекрасным краснодеревщиком, быстро и профессионально изготовив атмосферный экран взамен того, который остался на «Фраме». В результате восхищенный Амундсен признался ему, что даже после трех лет совместной жизни на «Йоа» Линдстрам все еще умеет его удивлять.

Я думал, что довольно хорошо знаю его, но он постоянно демонстрировал какие-то новые таланты. Это лучший человек в полярных областях, равных которому никогда здесь не было. Я всем сердцем надеюсь когда-нибудь сделать что-то хорошее для него. Он оказал норвежским полярным исследованиям настолько неоценимую услугу, что и сравнить не с кем. Господа Бога – вот кого нужно благодарить за такую команду! Может, недалекие норвежцы поймут это однажды.

Этот оттенок горечи появился в высказываниях Амундсена после того, как он на себе ощутил скаредность земляков: патриот начал презирать своих соотечественников.

Партия, отправившаяся к складу, должна была вернуться в субботу 8 апреля. Теперь считалось, что для преодоления 160 миль[76] достаточно одной недели. Но только в следующий вторник Амундсен и Линдстрам, постоянно смотревшие в сторону Барьера с нараставшей, но тщательно скрываемой тревогой, увидели что-то похожее на караван. Оно отделилось от горизонта на юге и, словно цепочка темных насекомых, стремительно бегущих по стеганому белому покрывалу, стало спускаться к заливу. Люди шли на лыжах, собаки явно тянули хорошо. Даже издалека чувствовалась атмосфера успеха.

Так и оказалось. Они задержались из-за того, что в густом тумане заблудились в лабиринте малозаметных расщелин во льду, где, как прозаично заметил Хассель, «под моими санями разверзлась зияющая бездна». Чтобы выбраться из лабиринта, потребовалось два дня, снежные мосты обрушивались справа и слева. Погибли лишь две первые собаки в упряжке Йохансена. Их постромки порвались – и собаки провалились в расщелину. Этот случай еще раз доказал преимущества веерного метода формирования упряжки. Если собака падает, она падает одна. В случае использования параллельной системы, будучи привязанной к центральному постромку, она утащила бы за собой всю упряжку.

По крайней мере теперь о такой опасности они были предупреждены. Ведь ни на минуту нельзя было забывать о том, что их окружала terra incognita. В предательском, испещренном расселинами ледяном царстве можно было испытывать уверенность только в уже знакомых маршрутах.

В остальном это был обычный санно-лыжный поход по уже знакомой местности без каких бы то ни было приключений. За день группа обычно проходила от пятнадцати до двадцати миль.

Но этот поход преподнес и два сюрприза. Температура воздуха оказалась на десять-пятнадцать градусов выше. Большую часть пути стоял туман, что предоставило хорошую возможность испытать систему обозначения складов-. Результат был обнадеживающим. Когда видимость упала до расстояния меньше одной мили, группа, руководствуясь лишь компасом и путемером, отклонилась от склада на полторы мили, но наткнулась на флажок номер 8 к западу, после чего без труда пришла к своей цели. Это случилось внезапно – и очень ободрило всех: люди получили убедительное доказательство тому, что никогда не пропустят склад.

Линдстрам дал им с собой в дорогу небольшую коробку, которую следовало открыть, когда они достигнут цели. По словам Бьяаланда, в ней оказались

[консервированные] персики и ананасы, пирог и, наконец, вермут – по стакану на каждого. Было что посмаковать на широте 80°.

Переустраивая склад, Йохансен расположил шесть тюленьих туш вертикально, обложив их ящиками и снежными блоками. Это было сделано для того, чтобы припасы не замело снегом и их не пришлось потом выкапывать во время путешествия к полюсу. Вот что значит проницательность настоящего профессионала.

Как Амундсен и предполагал, путешествие оказалось стопроцентно успешным. Собаки были такими же круглобокими и упитанными, как и до начала похода. К складу в точке 80° они, помимо тонны тюленьего мяса, доставили 165 литров керосина и множество других полезных вещей. В общей сложности теперь там находилось почти две тонны припасов, а всего на Барьере складировали три тонны. До 82° заложили склады на каждом градусе широты. До 80° дорогу разметили идеально: флажки стояли буквально на каждой миле.

Сомнения в успехе теперь были связаны только с мотосанями Скотта. Амундсен никогда о них не упоминал и разговоров таких не поощрял, хотя все чаще испытывал из-за этого смутную тревогу. Но успех Йохансена стал настоящим утешением.

Завтра [писал Амундсен вечером сразу же после возвращения партии] мы отпразднуем окончание осенней работы и сделаем это искренне, с хорошим настроением. Потом наступит Пасха, так что праздновать можно всю неделю.

Когда «Терра Нова» после встречи с «Фрамом» вышел из Китового залива, в его кают-компании, по словам Вилфреда Брюса,

разгорелись серьезные споры о том, права или не права команда Амундсена и сможем ли мы опередить ее. Ведь благодаря опыту и такому количеству собак у них очень большие шансы на победу.

Пожалуй, самое плохое настроение было у Кэмпбелла. События в Китовом заливе угнетали его по нескольким причинам. Помимо количества собак, все остальное, увиденное им на борту «Фрама» и на зимней базе норвежцев, говорило само за себя. Фрамхейм с его явно тщательным планированием и хорошей организацией даже сравнить было нельзя с неразберихой, царившей на мысе Эванс. Однако еще болезненнее Кэмпбелл переживал из-за разительного контраста между тихой, но агрессивной уверенностью в себе, исходившей от Амундсена, и мрачной, глубоко оборонительной позицией Скотта. Кэмпбелл не формулировал свои мысли такими словами, но чувствовал превосходство норвежского лидера. К тому же он лишился выбранного им места, от чего страдал даже больше, чем Скотт из-за вторжения Амундсена в «британские» земли.