Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Судя по дневниковым записям об обратном путешествии, для всех членов группы оно оказалось не сложнее, чем зимний лыжный поход у себя на родине. Погода была ветреная и холодная, мороз от тридцати до сорока градусов по Цельсию – те же условия, что в описанной Скоттом сцене борьбы за жизнь. Если не говорить о разнице в подходе, правда заключалась в том, что Амундсен и его спутники были лучше приспособлены к этому климату – и физически, и психически.

Замечания об однообразии Великого ледяного барьера[75], постоянно встречающиеся в дневниках Скотта и Уилсона, совершенно отсутствуют в записях норвежцев. И все благодаря собакам. Это все равно что иметь десятки требовательных и забавных детей, за которыми нужно присматривать. Времени на скуку и размышления просто не было.

Утром 23 марта на горизонте в северном направлении показались темные тучи над открытым морем Росса – путеводная отметка в этой «снежной Сахаре». После обеда группа преодолела последний подъем, и внизу заблестел Китовый залив. Амундсен с облегчением заметил, что «с виду Барьер не изменился; с тех пор как мы ушли отсюда, все до последней детали было таким же».

Преструд, который по-прежнему шел впереди, начал спускаться по склону к замерзшему морю, но первая упряжка, слишком разогнавшись, настигла его на большой скорости. Преструд, столкнувшись с ней и потеряв управление, стремительно понесся вниз. Спасся он чудом, в последний момент запрыгнув в сани. Остальные так же беспорядочно мчались следом. Караван сложился гармошкой, в итоге внизу в одну огромную кучу сбились собаки, сани, люди и лыжи – все это месиво сопровождалось какофонией смеха, проклятий, лая и рычания. Так закончилось великое норвежское путешествие по закладке складов – словно занятие новичков в лыжной школе.

Их не было целый месяц, они работали на сильном холоде, последние две недели средняя температура постоянно держалась на уровне минус 40 °C. В таких условиях замерзает ртуть и каждый вдох обжигает горло огнем-. Нагрузки начинали сказываться даже на здоровье людей, привыкших работать в суровом климате на открытом воздухе. Кончики пальцев были обморожены, кожа на лицах обветрилась и начала трескаться. Но они выполнили важную задачу, доставив более полутора тонн провизии в точку между 80° и 82° южной широты. Там был пеммикан, которого хватило бы для двадцати двух собак на три месяца, а на складе в точке 82° теперь хранилось 110 литров керосина – достаточное количество для четырех-пяти человек в расчете на 200 дней, что в два раза дольше предполагаемого срока путешествия к полюсу. В короткой истории сухопутных исследований Антарктики это был первый случай закладки такого серьезного фундамента для покорения полюса. Он стоил жизни восьми собакам, но оставалось еще восемьдесят пять взрослых особей и двадцать два щенка, которые могли работать в упряжке уже весной. Что же касается людей, то на их долю не выпало чрезмерных страданий.

С психологической точки зрения был достигнут важный результат. Несмотря на физические трудности, главным чувством стало облегчение. Ледяной барьер Росса стал просто еще одним снежным полем, созданным для лыж и саней. Окружение переставало казаться враждебным, что избавляло людей от психологического напряжения и связанных с ним трудностей. Норвежцы чувствовали себя здесь как дома, могли отождествлять себя с новым миром, вместо того чтобы бороться с ним. Антарктика была лишь Хардангервиддой, только очень большой.

Урок, усвоенный Амундсеном после изучения истории героического риска, на который шли Скотт и Шеклтон, заключался в абсолютной необходимости щедрого запаса безопасности. Пока он сохранялся где-то на уровне 100–200 процентов, о чем Скотт не мог даже мечтать. Но Амундсену этого было недостаточно. До окончательного наступления зимы он хотел отвезти еще тонну тюленины на отметку в 80°, чтобы собаки могли отъесться свежим мясом перед началом движения на юг. Это помогло бы им сохранить силы для того, чтобы приблизиться к полюсу еще на один градус, и фактически передвинуло бы норвежскую базу на сто миль южнее базы Скотта на мысе Эванс.

Чтобы вернуться на базу до того, как солнце исчезнет на зиму за горизонтом, им нужно было стартовать в ближайшие десять дней, а до этого предстояло устранить все недостатки, выявленные во время последнего путешествия.

Наиболее серьезные проблемы были связаны с палатками. Амундсен признал, что ошибся, когда сделал выбор в пользу маленьких двухместных моделей, считая, что они теплее. Хассель и Вистинг предложили сшить две палатки вместе, чтобы сделать из них одну на четыре-пять человек, и тут же приступили к работе. Результатом стало нечто куполообразное, скорее похожее на продолговатое и´глу, с небольшим сопротивлением ветру. За неделю изготовили две такие палатки.

Хассель и Вистинг были мастерами на все руки, за что Амундсен их очень ценил. Помимо профессионального умения шить паруса и знания шорного дела, оба могли управлять кораблем (Хассель даже имел сертификат помощника капитана). Поскольку они сами собирались жить в этих палатках, их изделиям можно было доверять, причем абсолютно.

Кроме того, в предстоящем походе следовало должным образом промаркировать дорогу до отметки 80° южной широты. Амундсен планировал сделать это, поскольку именно 80-й градус считал истинным началом полярного путешествия, настаивая, чтобы его мнение разделяла вся группа. Поиск дороги в неизвестных местах всегда вызывает напряжение. Амундсен хотел его избежать, на что, по его мнению, стоило потратить определенные усилия. Тревога может быть так же вредна, как и голод, но если они сочетаются друг с другом, это становится разрушительной комбинацией, особенно когда мешает рассуждать здраво. В понимании таких тонкостей Амундсен намного превосходил Скотта.

Он хотел поставить флажок на каждой миле пути. Но, к сожалению, у них не было достаточного количества бамбуковых шестов, которые из-за их легкого веса берегли для того, чтобы размечать дорогу за 82-м градусом. Поэтому Бьяаланд и Стубберуд напилили досок толщиной в дюйм и расщепили их вдоль, получив планки длиной в восемь футов. Шесты такой высоты были видны за полмили, и поэтому в ясную погоду как минимум один из них всегда должен был находиться в поле зрения участников похода. За пять дней было изготовлено восемьдесят шестов.

Прямо накануне старта забили еще шесть крупных, жирных тюленей, головы и плавники удалили, чтобы избавиться от лишнего веса, а туши сложили в сани. Поскольку планировалась короткая поездка на расстояние около 170 миль, они решили не тратить пеммикан и обойтись тюленьим мясом.

Амундсен все еще чувствовал боль в прямой кишке и решил остаться дома. Накануне старта он передал управление группой Йохансену, который записал в своем дневнике, что Амундсен сказал это «так, чтобы другие слышали и поступали в соответствии с его распоряжением».

Эта запись подтверждает осознание ответственности, а не выражение радости. Йохансен вечно находился в тени, и временное повышение сделало его более собранным, чем обычно.

На следующее утро в десять часов партия, направлявшаяся к складу, вышла из Фрамхейма. У Хелмера Ханссена болел живот, но он настоял на своем участии в походе. Будучи лучшим возницей, он чувствовал свою ответственность.