Недостойная - Анна Шнайдер

— Я помогу тебе с сумками, — сказал Арманиус, нагруженный двумя пакетами, и улыбнулся. — Весьма необычное свидание получилось.

Услышав «свидание», я чуть смутилась. По правде говоря, я старалась не думать о том, почему он меня пригласил. Скучно сидеть всё время дома, родных нет, друзья заняты, а я под рукой — отчего бы не пригласить? И «свидание» тут слишком громко сказано.

— Весьма, — согласилась я тихо. — А завтра еще необычнее получится.

Он засмеялся.

— Да, с завтрашним днём император нам… удружил. Эн… — Арманиус перестал смеяться, посерьёзнел. — Что бы ни случилось завтра — ни на что не обращай внимания. Арен наверняка собирается что-то продемонстрировать, я не уверен в том, как именно он это будет делать, но…

— Это будет неприятно в любом случае, — фыркнула я. — Не волнуйтесь, арх… Бертран. Право слово, меня так долго и упорно травили в университете, что один приём во дворце — ерунда по сравнению с тем, что уже было.

Он посмотрел на меня с таким сочувствием, что я чуть не споткнулась.

— Я понимаю, Эн. Но это несколько иное. В университете тебе причиняли боль люди, которые относились к тебе плохо. А тут из всей этой аристократической кучи хорошо к тебе относиться будет только Арен, не считая меня, разумеется. И именно от него весь дискомфорт и будет исходить, к сожалению. Оскорбить тебя никто не посмеет, но дело не в оскорблениях.

— Император? — я удивлённо моргнула. — Хорошо относиться? Вы что-то путаете, вряд ли он…

— Вряд ли он разрешил бы своему двоюродному брату ухаживать за девушкой, к которой плохо относится. И вряд ли стал бы приглашать эту девушку на приём в честь дня перемены года.

— Политика, — я пожала плечами. — Ничего личного.

— Эн, — Арманиус улыбнулся, — политику делают люди. А люди так устроены, что они не могут совсем без личного. Поверь мне, Арен относится к тебе хорошо, но это не помешает ему использовать тебя в своих целях.

— Я понимаю, — ответила я, про себя подумав: пусть что угодно делает, лишь бы в постель больше не тащил…

Император сдержал слово — вернувшись в общежитие, я обнаружила в своей комнате пробирку с кровью, примотанную белой лентой к ярко-бордовой розе.

Я вспыхнула, вспомнив, что означают такие цветы.

Если белые лилии были вестником серьёзных намерений, то бордовые розы — знак страсти. Гибельной, порочной, неправильной…

Я сглотнула и, отмотав пробирку, сломала цветок пополам и выбросила его в урну, стоящую под столом.

Нет. Нет, нет и еще раз нет! Плевать, что он император. Кровь я получила и больше она мне не понадобится. Я ничего не попрошу у него. И… не дамся.

Внутри меня ледяным туманом стелился страх. Я понимала, что император может и не спрашивать — если он просто возьмёт то, что хочется, ему потом никто и слова не скажет.

Но несмотря на весь страх, я ощущала внутри себя маленький комочек надежды.

Он ведь вернул меня сюда вчера. Вернул. И не поцеловал сегодня. А это всего лишь роза, цветок, не более.

Да. Вот именно. Не более…

* * *

Проснувшись, первым делом я связалась с Роном — хотела встретиться с ним до праздника, благо ни мне, ни ему не нужно было сегодня на работу. А заодно рассказала про то, что пойду на приём в честь дня перемены года в императорский дворец.

Услышав эту новость, друг вытаращил глаза и открыл рот.

— Ты шутишь, Энни? Это же только для аристократов.

Истинные причины я решила не раскрывать. Всё-таки кровь императора… Лучше пусть о ней никто не знает, кроме меня.

— Арманиус позвал, попросил разрешение у императора. Сам понимаешь, его величество сейчас благоволит этому закону о порядке передачи титулов, наверное, поэтому и позволил.

— Арманиус? — Рон ещё больше вытаращился. — Защитник, Эн, я был уверен, что ты его терпеть не можешь.

Мне стало неловко.

— Это была глупая обида, Рон. Глупая юношеская обида за то, что он не хотел принимать меня в университет. Но… ты же и сам понимаешь, что он по большому счёту был прав. Да, я выдержала, не сломалась, выучилась, но это скорее исключение, чем правило.

Друг поморщился.

— Исключение. Но настоящий преподаватель должен понимать, что всегда существуют исключения из правил. Он не хотел давать тебе даже шанса…

— Не только он, — возразила я. — Вся экзаменационная комиссия, кроме Валлиуса. И, в конце концов, он же подписал приказ о моём зачислении. Значит, Брайон его как-то уговорил. Не представляю, как, конечно…

— Скорее всего, — Рон язвительно усмехнулся, — Арманиус просто решил не скандалить, а подождать немного — мол, само отвалится. А потом попросту забыл о тебе.

Сердце кольнуло обидой. Ну да, он забыл…

— Забыл — и ладно, — сказала я, тем не менее, спокойно. — Не мешал зато учиться. Мне Байрона хватало и других аристократов.

— О да, Асириус, — друг закатил глаза. — Я до сих пор помню его зелье правды и…

— …И не можешь ему это простить, — я хихикнула.

— Такое не прощается, — ответил Рон кровожадно, и я расхохоталась.

Чуть позже, торопясь к Арманиусу, я вспоминала тот случай.

Это было в самом начале второго курса. Байрон подговорил одну из наших однокурсниц-аристократок, у которой был день рождения, угостить всех пирожными. У остальных они были нормальными, а вот в наши с Роном оказалось добавлено зелье правды — запрещённый реактив, заставляющий того, кто его употребит, говорить одну только правду в течение двух часов. Никакого противоядия. Единственный способ избежать выбалтывания собственных тайн — закрыться где-либо и не выходить.

Мы с Роном быстро поняли — что-то не так. Но убежать и закрыться сразу не вышло, потому что мы находились в аудитории перед началом лекции, и несколько однокурсников встали перед дверью, с ухмылками закрыв нам пути отхода. А Байрон начал задавать вопросы…

Удержаться от ответов, попробовав зелье правды, невозможно. Ну, так пишут в книгах, по крайней мере. А на деле оказалось, что нет ничего невозможного, но, как это обычно бывает с невозможным, оно безумно сложное.

Асириус задавал вопросы то Рону, то мне, и в основном они касались чего-то неприличного. Я не особенно слушала ответы друга, сама лихорадочно пытаясь придумать, как выпутаться из этого кошмара, когда Байрон вдруг спросил:

— Янг, ты влюблён в Эн?

— Нет! — рявкнул друг и зарычал от бессилия. Асириус, кажется, удивился.

— Нет? — переспросил он. И переформулировал вопрос: — Может, ты любишь её?

— Да! — ответил Рон, и я покосилась на него, открыв рот. А Байрон уже под хохот переполненной аудитории спрашивал у меня:

— А ты в кого влюблена, Эн?