Лисьи броды - Анна Старобинец

И в нем самом как будто тоже забылось что-то важное, что-то главное. На месте главного, которое он больше не знал, образовалась темная пустота, которая тут же заполнилась запахами и греховными мыслями. Он чуял запах шкуры убитого зверя, смешанный с запахом медицинского спирта. Он чуял запах гнилой листвы и засохшей крови. А мысли тоже были о крови – только теплой и свежей. И в этих мыслях Андрон был как будто зверем. Чтобы прогнать греховные мысли, Андрон крестился и повторял единственную молитву, которую помнил.

Потом к нему пришли узкоглазые демоны, выволокли из клетки и повели на укол. Андрон боялся укола, поэтому выл, визжал и кусался.

Андрона и еще пятерых пленников в кандалах привели подземными коридорами в белую комнату. Там ждал еще один демон, которого звали Ояма, у него были маленькие шприцы, а в них – прозрачная жидкость, которую демоны называли Вакцина. Андрон и пятеро пленников стали выть еще громче; шестая – красивая китаянка в тюремной робе, которую звали Аньли, – молчала и казалась спокойной. Андрон почувствовал, что эта женщина – старшая и ему как будто родная. Как будто мать. А остальные пленники – как будто братья и сестры. Он заскулил от тоски и страха, потому что все еще помнил свою настоящую мать и настоящего брата…

Потом Ояма приказал всем младшим демонам выйти, но демоны стали спорить. Они говорили, что у них есть инструкция, и по инструкции они должны быть рядом с Оямой, когда он вводит Вакцину. Они говорили на своем демоническом языке, и Андрон с изумлением обнаружил, что теперь его понимает. Ояма кричал и все время поглядывал на часы. И по тому, как пах его пот, Андрон догадался, что этому демону очень страшно.

Потом Андрон почуял, что наверху – не под землей, на земле – появился еще один брат из его новой семьи, сгрузил на землю что-то тяжелое и принялся рвать траву и выламывать зубами и пальцами прутья решетки. Из белой комнаты вверх, к решетке, к их свободному брату, через другие комнаты, через машинное отделение, через стены и потолки, вела гудящая вентиляционная шахта. Андрон услышал – не ушами, но в голове, – как Старшая Мать Аньли, не размыкая губ, сказала их брату: «Никитка – Воин. Воин должен бросать мины в шахту».

Раздался взрыв, и сразу еще один, известка и пыль посыпались с потолка, и белая комната содрогнулась и стала черной. В звенящей тьме послышалось звяканье кандалов и тихие вскрики демонов. Пьяняще запахло свежей, горячей кровью. Спустя полминуты включилось аварийное освещение, и в тускло-ржавом свете Андрон увидел Старшую Мать в разорванных кандалах, стоящую над убитыми демонами. Она улыбалась, часто дыша и слегка раздувая ноздри. Ояму она не тронула. Она сказала ему только: «Освободи их всех, мы уходим», и он покорно расстегнул кандалы на Андроновых сестрах и братьях, сложил шприцы с Вакциной и еще какие-то ампулы в чемодан, взял автомат и повел их вверх через завалы разрушенных коридоров к дымящемуся пролому, а следом за ними бежали другие демоны, выползавшие из-под завалов, как тараканы.

Они выбирались наружу по одному, и брат Никитка каждому протягивал руку, тянул, помогая вылезти. Ояма шел последним. Никитка на него зарычал и отдернул руку, но Старшая Мать сказала, что демон – с нами. Она оттолкнула Никитку и сама протянула Ояме руку, но схватиться тот за нее не успел – в него выстрелил кто-то из младших демонов. Андрон увидел, как Старшая Мать нырнула обратно в пролом, услышал выстрелы, потом хрип и стоны.

Она вернулась в простреленной, окровавленной робе, держа Ояму на руках, как ребенка. Он прижимал к животу чемодан, и из дыры в его чемодане текла на землю Вакцина, а из дыры в его животе и изо рта его текла кровь. Она приказала братьям и сестрам не отставать – и побежала через лес с раненым демоном на руках, легко и быстро, как будто собственных ранений не замечала.

Они остановились на берегу Лисьего озера, и Старшая Мать положила демона Ояму на землю, взглянула на содержимое чемодана – месиво блестящих осколков – и издала короткий то ли рык, то ли стон. Распахнула на демоне китель, осмотрела и обнюхала рану в животе и стала зализывать ее, стоя на четвереньках, как зверь. Потом сняла с себя покрытую бурыми пятнами робу и стала зубами рвать на бинты. На обнаженном теле Аньли виднелись раны от пуль. Они совсем не кровоточили. Они уже затянулись.

– Он умирает, – сказала она Андрону и его новым братьям и сестрам. – Я останусь с ним. Вы дальше пойдете сами. Держитесь вместе. Оставайтесь в лесу.

– Нет! Оставь его и иди с нами! – заныл Никитка. – Он плохой. Он черный рыцарь!

– Он демон! – поддакнул Андрон.

– Он исправился, – сказала Старшая Мать. – И я его не оставлю. Уходите, – она бросила взгляд на висевшую над темной водой луну со сколотым краем. – Завтра будет тяжело. Не суйтесь к людям. Терпите. Войте. Я хотела помочь – но у нас больше нет вакцины.

Аньли поворошила осколки. Выловила со дна простреленного чемодана единственную уцелевшую пробирку с темной, как чифирь, жидкостью.

– Вакцина осталась! – захлопал в ладоши Никитка. – Старшая Мать Аньли нас спасет!

– Нет. Это не вакцина, – Старшая Мать задумчиво вертела пробирку в пальцах. – Это «Хатиман» – то, что Ояма создал из моей крови, пока он был черным рыцарем. То, что сделало вас такими, как вы сейчас.

– Что такое Вакцина? – вмешался Андрон. – Андрошка не знает. Не понимает.

– То, что снова могло бы сделать тебя человеком, – ответила Старшая Мать.

Андрон перекрестился двумя перстами и захихикал:

– Аз есмь человек.

Все вдруг встало на свои места. Он человек. А голая баба и остальные – посланные ему во искушение бесы. Притворяются его новой семьей. Это просто проверка. Бог его проверяет.

– Я охотник! Я Сыч Андрон! В Бога верую! – он снова перекрестился. – Я домой иду, меня ждет семья! Изыдите, бесы!

– Мы теперь твоя семья, идиот, – сказала бесовка в робе с номером девяносто.

– Чур меня! – Андрон попятился, развернулся и побежал по берегу в сторону города.

По земле стелился туман, пахший прелой, захлебнувшейся дождями листвой и издохшим зверем.

Никто его не преследовал.

Я открываю глаза и рывком сажусь – но остаюсь в темноте.

В ушах трещит и клокочет – как в неисправной армейской радиостанции со сбитой частотой; затылок ломит, мутит. На четвереньках шарю по полу в поисках гимнастерки – там в кармане должны быть спички – и замираю, так и не успев их найти: раздаются чьи-то шаги.

Они звучат неуверенно – как будто через фойе Русско-Азиатского банка, спотыкаясь и шаркая, ковыляет недавно выучившийся ходить огромный ребенок. Или разбитый ударом, подволакивающий ноги старик. Я отползаю обратно к сейфу, вынимаю «вальтер» и жду.

Какое-то время он бродит по фойе, чем-то глухо постукивая о стену. Как будто слепой, который двигается на ощупь. Потом заходит, наконец, в помещение с сейфом – а вместе с ним сюда проникают могильный запах и тусклый свет. В руке он держит керосиновый фонарь – похоже, тот самый, который я обронил. Он останавливается и подносит фонарь к лицу. Но у него нет лица.