Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

готов подписать договор СНВ без согласованного ограничения космических систем обороны. Шеварднадзе сделал эту уступку в одностороннем порядке, а затем попросил американцев о гораздо менее далеко идущем шаге (к которому, более того, призывали многие американцы, включая посла Пола Нитце): согласие на проведение отдельных переговоров для уточнения точных ограничений, налагаемых Договором по ПРО, и, следовательно, для определения соответствующих ограничений на испытания стратегической оборонной инициативы (СОИ). Было ли это приемлемо в качестве "услуга за услугу" за советскую уступку по СТ АРТ, неизвестно, но в любом случае, поскольку советская просьба не была связана с этой уступкой, Бейкер быстро отклонил ее. Шеварднадзе был разочарован.

В Белом доме Шеварднадзе сделал вторую уступку, заявив, что было принято "политическое решение" демонтировать советский большой радар раннего предупреждения с фазированной антенной решеткой под Красноярском в Сибири, который Соединенные Штаты давно обвиняли в нарушении Договора по ПРО. Месяц спустя, когда он объявил об этом решении Верховному Совету, он прямо признал, что это было нарушением. Хотя размещение этого радара во внутренних районах Советского Союза было нарушением сопутствующего ограничения Договора по ПРО, ограничивающего будущее размещение таких радаров периферией национальной территории, и поэтому его демонтаж не был "уступкой", советские военные пытались решить вопрос о будущем этого радара в связи с тем, что, по их мнению, было сопоставимым американским нарушением того же положения. Соединенные Штаты построили аналогичные новые радары раннего предупреждения с фазированной антенной решеткой в Туле, Гренландия, и Файлингдейлс-Мур в Англии - не на периферии национальной территории США. Горбачев предложил такую связь в 1987 году. Шеварднадзе отбросил эту связь и все рычаги, которые она могла предоставить, чтобы изменить размещение американских радаров или позволить Красноярску также стать исключением. Он даже не стал добиваться согласия на уточнение Договора по ПРО, который регулировал как советские, так и американские радары, о которых идет речь. Шеварднадзе, конечно, рассматривал этот вопрос как серьезное препятствие для достижения гораздо более важных политических целей (Сенат США ясно дал понять, что ратификация СНВ потребует предварительного решения вопроса о нарушении режима работы красноярского радара). Но он, очевидно, запустил процесс согласования с Москвой и действовал самостоятельно, получив согласие Горбачева на эту дальнейшую уступку по красноярской РЛС.

И по третьему вопросу СНВ-АРТ Шеварднадзе также пошел на одностороннюю советскую уступку, согласившись отказаться от настойчивого требования включить в договор СНВ-АРТ ограничения на крылатые ракеты морского базирования (КРМБ). Опять же, как и в случае с увязкой СНВ и ПРО, Шеварднадзе добивался от США ответной меньшей уступки, но не получил ее. Он предложил отдельное соглашение, ограничивающее КРМБ, но Бейкер, чувствительный к возражениям Пентагона, не согласился. (Этот вопрос был решен позднее путем согласования отдельного "политически обязательного" недоговорного лимита, объявленного каждой из сторон и установленного намного выше запланированного наращивания США или СССР).

Таким образом, с точки зрения американцев и позиции Бейкера в Вашингтоне, встречи в Вайоминге имели большой успех. С точки зрения Шеварднадзе      он устранил некоторые препятствия на пути к соглашению, но не получил от Соединенных Штатов ничего взамен трех существенных уступок. Недовольство советских военных переговорами Шеварднадзе быстро росло.

Бейкер сделал неожиданную уступку США по другому вопросу контроля над вооружениями, менее центральному, чем СНВ, но, тем не менее, являющемуся еще одним элементом повестки дня в области вооружений. Бейкер сказал Шеварднадзе, что Соединенные Штаты готовы договориться с Советским Союзом об отдельном двустороннем соглашении о сокращении соответствующих запасов химического оружия (ХО) на 80 процентов, в то время как на многостороннем форуме продолжались переговоры о всеобъемлющем договоре о запрещении ХО. Шеварднадзе быстро согласился. Буш сам ранее выступал с предложением США о запрещении ХО, и теперь его администрация была более заинтересована в этом вопросе, чем просто в завершении переговоров по СНВ, которые вел Рейган. Через два дня Буш представил новое (и теперь еще более далеко идущее) предложение о 98-процентном сокращении американских и советских арсеналов ХО, не дожидаясь заключения всеобъемлющего многостороннего договора о запрещении всего оружия. А Шеварднадзе на следующий день выразил готовность даже к ликвидации запасов ХО двух стран. Как будет отмечено, соглашение о крупных двусторонних сокращениях запасов ХО было достигнуто к майскому саммиту 1990 года.

Встреча министров в Вайоминге, во многом благодаря крупным советским уступкам, подготовила почву для предстоящего саммита.

Госсекретарь Бейкер, убежденный в серьезных намерениях Горбачева и Шеварднадзе "перестроить" отношения с Соединенными Штатами и Советским Союзом.

 

Внешняя политика в целом, а также поиск подлинных и далеко идущих экономических и политических реформ внутри страны, начали менять направление американской политики, чтобы встретить и поддержать это проистекающее советское развитие. В практически незамеченных показаниях в финансовом комитете Сената 4 октября Бейкер представил редкий анализ и обсуждение советских реформ. В отличие от многих предыдущих сомнений членов администрации Рейгана и Буша, он приписал Горбачеву то, что он теперь называл "экстраординарными усилиями по внутренней реформе" с самого начала, с 1985 года, и признал, что, как сказал Горбачев, это была "настоящая "революция", охватывающая политическую и юридическую, а также экономическую сферы, внешнюю политику, а также внутреннюю политику". Его подготовленное заявление было кратким в отношении американской политики, но очевидно, что его подробный отчет о советском референдуме был призван заложить основу для политических действий США. Он подчеркнул, что "Администрация желает успеха перестройке", и что, хотя основные усилия должен приложить Советский Союз, Соединенные Штаты, преследуя свои интересы, заинтересованы в результате и, следовательно, должны помочь: "наши собственные национальные интересы... не существуют в отрыве от событий, происходящих в Советском Союзе". В своем заключительном пункте он сослался на недавнюю министерскую встречу в Вайоминге как на пример практической реализации политики перестройки.

преследуя цель "поиска точек взаимной выгоды".

16 октября Бейкер выступил с важным публичным обращением на эту тему: "Точки взаимного преимущества: Перестройка и американская внешняя политика". И снова он отметил тот факт, что "отношения с Советским Союзом значительно улучшились с 1985 года, когда Михаил Горбачев начал то, что он назвал перестройкой - полную перестройку советского общества, включая советскую внешнюю и оборонную политику". Хотя он все еще критиковал остатки советской политики в некоторых аспектах, включая некоторые области региональных конфликтов, он подчеркнул благоприятные изменения.И он заявил, что президент и он сам пришли к выводу, что они хотят успеха политики Горбачева, "не потому, что в наши задачи входит реформирование советского общества или сохранение у власти конкретного советского лидера - мы не можем сделать ни того, ни другого, - но потому, что перестройка обещает советские действия, более выгодные для наших интересов". И сотрудничество может быть