Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Социальный престиж, проистекавший от административно упорядоченной благотворительности, находил отражение в искусстве, хотя и спорадически, и главным образом в Амстердаме и Харлеме. Первая серия групповых портретов строго одетых регентов городских благотворительных учреждений, включая регентов больницы Св. Петра в Амстердаме, была написана в 1617–18 гг. Наибольшей известностью пользовались два групповых портрета, написанных Франсом Хальсом ближе к концу своей жизни, в 1664 г., регентов и регентш харлемского Дома престарелых, дополненные такими символами их административных функций, как счетные книги, монеты и правовые акты. В 1626 г. городские раздатчики милостыни Амстердама заказали серию из пяти полотен, изображавших их за работой: регистрацией нуждающихся бедняков, раздачей хлеба и одежды, инспектированием выделки пеньки, которой они руководили, и посещением бедной семьи на дому. Такие картины украшали регентские залы в некоторых благотворительных учреждениях. Но более широкое применение в сфере благотворительности живопись находила в создании больших аллегорических картин, украшавших интерьер благотворительных учреждений и больниц и прославляющих здоровье, благотворительность и труд. Наибольшим количеством полотен такого рода отличалась больница Св. Иова в Утрехте.

Главная больница в каждом городе считалась неотъемлемым элементом гражданской жизни и своего рода символом его состоятельности и статуса. В Мидделбурге больница управлялась четырьмя «регентами», один из которых был членом городского совета. Город платил жалованье двум имевшим университетское образование врачам и нескольким помощникам, которые полный рабочий день трудились в больнице. Как и в большинстве крупных городов, была выделена просторная комната для проведения анатомических и клинических занятий. В Гусе больницей управляли три члена городского совета и их жёны, которые следили за проведением в действие решений, принятых их мужьями, и опять-таки, город содержал двух врачей и их помощников. Кроме чисто гражданских функций, больницы в таких портах, как Флиссинген, Энкхёйзен, Роттердам и Амстердам, которые часто служили стоянками кораблей военно-морского флота, имели значение военно-морских госпиталей, особенно во время войны, когда они приобретали национальное значение, оказывая медицинскую помощь большому числу раненых моряков. Этим объяснялось пристальное внимание, которое уделяли им адмиралтейские коллегии и, в конечном счете, Штаты Голландии и Зеландии. Точно так же в городах, где стояли гарнизоны, больницы стремились строить большими, хорошо оснащенными и обеспеченными достаточно опытным врачебным персоналом, так как здесь эти заведения выполняли также функцию военных госпиталей. Построенная в Бреде в 1643–44 гг., вскоре после освобождения города от испанцев, большая больница, оснащенная, как обычно, анатомическим театром, хотя и финансировалась в основном городскими властями, была в значительной мере военным заведением.

Одним из наиболее поразительных контрастов между голландскими благотворительными учреждениями и теми, что обычно встречались в XVII и XVIII вв., было существование приютов для умалишенных. Иметь дело с помешанными было нелегким испытанием; но постепенно в обществе сложилось понимание того, что состояние хаоса и деградации, вызванное скученностью умалишенных людей в ветхих помещениях, где им не оказывалось почти никакого ухода, негативно отражалось на городе в целом, что побудило приложить определенные усилия, чтобы обеспечить им более достойные и упорядоченные условия существования. Амстердамский приют для душевнобольных, перестроенный в 1592 г., имел отдельные комнаты для своих обитателей и внутренний сад с растениями и деревьями. «Самый Бедлам[85], — комментировал увиденное один английский посетитель в 1662 г., — содержится в таком образцовом порядке, что его можно принять за дом какого-нибудь лорда». Во время своей поездки по Республике в 1667 г. Козимо Медичи, сын великого герцога Тосканского, посетив, среди многих других достопримечательностей, приюты для умалишенных в Утрехте и Амстердаме, отметил «чистоту и хороший порядок», в которых содержались пациенты. Мидделбургский приют для умалишенных, основанный после Революции в конфискованном монастыре, находился под управлением четырех «регентов», а его «президент» был одним из членов городского магистрата.

Наконец, в своих заботах о поддержании системы благотворительности власти городов руководствовались стремлением к созданию хорошо упорядоченного и трудолюбивого городского сообщества, основанного на конфессиональной дисциплине. По всем данным, и система вспомоществования бедных, и благотворительные учреждения были довольно эффективными инструментами общественного контроля. Благодаря тщательному ведению отчетов коллегии муниципальных раздатчиков милостыни и церковные диаконы были уверены в том, что раздают деньги, еду, одежду и топливо только тем, кто этого действительно заслуживает, то есть лицам, родившимся в городе или длительное время прожившим в нем, которые соблюдали правила и благопристойно себя вели. Одна из главных целей системы заключалась в том, чтобы не допускать в города пришлых нищих, бродяг и попрошаек. Иностранцам, которые стекались в города Голландии и Зеландии в XVII в., разрешалось оставаться только в том случае, если у них были деньги или работа. Посредством сурового изгнания бродяг и чужаков городские власти стремились не только сохранить уровень благосостояния, но и обуздать преступность и антисоциальное поведение. В конечном счете, именно благодаря регистрации, жестким ограничительным мерам и насаждению дисциплины среди нуждающихся с последующим оказанием тем, кто был сочтен достойным, сравнительно щедрой материальной поддержки, голландские города достигли в XVII и XVIII гг. того замечательного порядка и низкого уровня преступности, за которые их так горячо хвалил Лети и другие. Сэр Дадли Карлтон, побывавший в Голландии в 1616 г., писал, что «весь город Харлем содержится в такой чистоте и благоустройстве, и все в нем так правильно устроено, словно он состоит всего лишь из одного дома».

И городские раздатчики милостыни, и церковные советы безжалостно и методично карали за пьянство, хулиганство и распущенность. Забота о нуждающихся в голландских городах была неотъемлемой частью тщательно разработанных культурных, социальных и религиозных норм. При отнесении нищих к «достойным» и «недостойным» нужда никогда не была единственным критерием, и часто даже не самым важным. В этом плане типичным выглядит постановление общины португальских евреев в Амстердаме, согласно которому на получение ежемесячного денежного пособия по бедности в размере от 2 до 6 гульденов — его максимальная сумма равнялась примерно половине заработка наемного работника, — могли рассчитывать только те нуждающиеся, кто обладал безупречным поведением и моральным обликом. Всякий, кого городские власти замечали в том или ином виде преступной деятельности, автоматически исключался из списков получающих помощь.

Но, как и во всем в Голландской Республике, политика городской благотворительности была пронизана межфракционным соперничеством и конфессиональной напряженностью. До 1618 г. города, где преобладало арминианство, такие как Лейден и Харлем, предпочитали более централизованную городскую стратегию, направленную на сведение к минимуму влияния реформатской консистории. Так, в Лейдене все доходы, предназначенные для оказания помощи беднякам — будь то суммы, оставленные по завещанию, полученные от ежемесячного обхода домов с ящиком для сбора милостыни, от пожертвований на воскресных службах в церквях, из церковных касс, выделенные муниципалитетом от продажи конфискованной собственности старой Церкви или зарезервированные из городских налогов, — собирались в единый фонд под контролем городской Коллегии раздатчиков милостыни. Одним из последствий этого стала тенденция в системе городской благотворительности к дискриминации в пользу местного населения, проживавшего в этом городе до 1585 г., вместо того, чтобы отдавать предпочтение формальной принадлежности к реформатской церкви, которая склонялась в пользу бедняков из фламандской, брабантской и валлонской общин. Несомненно, что такая диспропорция внесла свою лепту во враждебность между представителями иммигрантского населения и регентским городским режимом.