Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах - Николай Эппле

На российской почве примером такого списка тезисов могут служить принятое партией «Яблоко» 28 февраля 2009 года заявление «Преодоление сталинизма и большевизма как условие модернизации России в XXI веке»[457] и принятый партией ПАРНАС 2 июня 2018 года «Комплекс мер по реализации политики исторической памяти»[458]. Сама формулировка такого списка тезисов, описывающих отношение к советскому прошлому, представляет собой довольно нетривиальную задачу. Тезисы должны быть тесно связаны друг с другом, образовывая органичное целое, не упускать ничего принципиально важного и при этом не быть избыточными.

Тезисы

Предлагаемый ниже список тезисов — не более чем пример, позволяющий увидеть, как конкретный набор утверждений может высвечивать определенные акценты в общественно-государственных дискуссиях, определять политику памяти о советском прошлом и тональность разговора о нем.

Главное отличие предлагаемого списка от тезисов Гибсона и им подобных в том, что они не ограничиваются исключительно положениями морального характера. Тезисы Гибсона рассчитаны на общество, только что вышедшее из апартеида, они имеют дело непосредственно с его наследием. Российское общество сегодня вынуждено преодолевать не только собственно наследие советского террора, но и многолетнюю традицию его оправдания, в том числе через мифы об «эффективности» сталинской системы и всеобщем доносительстве.

Программа-минимум; тезисы о советском государственном терроре

1. Жертвами незаконного и незаслуженного преследования со стороны государства с 1918 по 1953 год стали в общей сложности не менее 24,5 млн человек (из них не менее 5 млн были убиты или доведены до преждевременной смерти).

2. Политические репрессии представляли собой государственный террор против собственного народа, неотъемлемую черту политического устройства СССР, а не отдельные разрозненные случаи злоупотреблений.

3. Ответственность за репрессии в полной мере лежит на руководстве СССР и лично Ленине и Сталине; система доносительства была результатом кампаний террора, но не их причиной.

4. Сталинская экономика — мобилизационная индустриализация и зависимость от дешевого принудительного труда — была неэффективной и в конечном счете обусловила крах СССР.

Программа-максимум; тезисы о советской политической системе в целом

1. Советская диктатура была бесчеловечным государственным устройством, неотъемлемой частью которого был государственный террор против собственного населения; советский террор был последовательной и продуманной государственной политикой, а не чрезвычайной мерой или результатом случайных злоупотреблений.

1.1. Ответственность за репрессии в полной мере лежит на руководстве СССР и лично Ленине и Сталине; система доносительства была результатом кампаний террора, но не их причиной.

1.2. Жертвами незаконного и незаслуженного преследования со стороны государства с 1918 по 1953 год стали в общей сложности не менее 24,5 млн человек (из них не менее 5 млн были убиты или доведены до преждевременной смерти).

1.3. Террор был важнейшим инструментом целенаправленной политики дезинтеграции общества, приведшей к разрыву горизонтальных связей, всеобщей подозрительности, подавлению инициативы на всех уровнях, боязни высказывать собственное мнение.

2. Экономическая модель СССР, плановая экономика мобилизационного и административно-командного типа с ликвидацией частной собственности была неэффективной; развал СССР был закономерным итогом этой модели, а не результатом происков внешних или внутренних врагов.

2.1. Индустриализация 1929–1941 годов, стимулировав производство и превратив СССР из аграрной страны в промышленную, обернулась громадными издержками для населения и в итоге привела к снижению и производительности труда, и общественного благосостояния.

2.2. Массированное и системное использование принудительного труда (объекты ГУЛАГа, колхозы, многочисленные «чрезвычайные законы» и т. д.) оказывало разлагающее влияние на экономику в целом, приводило к деградации целых ее секторов, поощряло произвол и волюнтаризм руководства всех уровней.

3. Идеология, на которой строилась советская диктатура — интересы государства важнее жизни отдельного человека, — преступна и не может быть идеологическим основанием современного цивилизованного государства.

4. Советская действительность во всех сферах держалась на лжи и двоемыслии, возведенных в систему. При декларируемом народовластии, верховенстве закона, равенстве возможностей, свободе слова, вероисповедания, собраний, в реальности имела место очевидная для всех имитация этих принципов. Это порождало пассивность и безответственность на всех уровнях, цинизм и недоверие граждан по отношению к государству и друг к другу.

5. Борьба с нацизмом в годы Великой Отечественной войны, будучи исключительным случаем совпадения интересов, чувств и устремлений народа и властей, была героической защитой страны (и территорий других стран) от безусловного зла. Однако вело эту войну государство, не дорожащее жизнями своих граждан, и делало это мерами нередко преступными по отношению к собственным гражданам, а также к военным и гражданскому населению других стран.

6. Победа СССР в войне, освободив Европу от нацизма, обрекла страны Восточной и Центральной Европы на десятилетия коммунистических диктатур, принесших с собой массовые убийства, нарушения прав и свобод человека, невосстановимые человеческие, культурные и экономические потери.

7. Развал СССР как преступной и неэффективной системы означал историческую правоту и победу тех общественных сил и отдельных людей, которые сопротивлялись государству и создавали стратегии ухода от него. Эти силы, даже будучи ослаблены десятилетиями террора и несвободы, оказались эффективнее и перспективнее государственной машины.

Формулирование подобного списка тезисов предполагает, во-первых, общественную дискуссию, во-вторых — активизацию исторических, социологических и других исследований. Тезисы могут определять акценты, которые стоит делать, например, при определении концепции государственных музеев и мемориалов, посвященных истории ГУЛАГа. Ведь рассказ о ГУЛАГе как об эксцессе или одном из трагических эпизодов истории страны строится принципиально иначе, чем рассказ о нем как о примере доведения до логического конца принципов, на которых строилось целое государство.

Разворачивая тезисы