12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа (сборник) - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Несите назад!
Французский сержант показал ему кукиш и побежал к Бадахосу.
– Пусть их. – Шарп повернулся туда, где продолжался бой.
Стрелки рысцой двинулись вдоль бруствера; дождь хлестал по ним и по убитым в траншее. Склон был усыпан сломанными лопатами и ружьями. Французский офицер собрал нескольких человек с лопатами, и они пытались засыпать параллель. Шарп побежал быстрее; земля под ногами плыла. Его полроты растянулись, но Харпер был рядом, и их заметили. Теперь настал черед французов пустить в ход лопаты. Здоровенный солдат, тесня англичан, с размаху отбил удар Харпера, но Шарп палашом рассек черенок лопаты. Харпер задел француза штыком, но тот все напирал, и Шарп рубанул его по затылку. Верзила рухнул в грязь.
– Вперед!
Спину обожгло, и Шарп мгновенно обернулся – французский офицер только что сделал выпад.
– Ублюдок!
Шарп ринулся вперед, выставив палаш, француз – на него. Зазвенела сталь. Шарп повернул запястье, так что тяжелый палаш метнулся под правую руку французу, выставил правую ногу вперед, не обращая внимания на вражеский выпад, и нанес удар. Противник попытался отскочить, поскользнулся на залитой кровью глине, и Шарп почувствовал, как лезвие входит между ребер. Его солдаты бежали мимо, выставив трофейные штыки, теснили врага.
Вражеские трубы заиграли отступление. Через секунду французы уже бежали, унося раненых и захваченные лопаты. Они неслись прямиком к городу, словно спасаясь от кавалерийской атаки, и, чтобы не обходить по дамбе, забегали в озеро. Первые десять-двадцать ярдов они продвигались нормально, вода была чуть за колено, но вдруг дно начало уходить из-под ног. Офицеры кричали, приказывали выйти из воды, гнали солдат к дамбе. Вылазка закончилась.
Французская артиллерия открыла огонь, ядра зарывались в окрашенную кровью глину, британцы прыгали в порушенную параллель.
Харпер взглянул на окровавленный палаш:
– Как в старое времечко, сэр.
Шарп осмотрел свой небольшой отряд. Все его стрелки были здесь и весело ухмылялись, а также добрая часть роты. Он тоже ухмыльнулся, затем подобрал кусок мешковины и вытер лезвие.
– Вам стоит вернуться.
– Нам и здесь неплохо, сэр.
Шарп не понял, кто это сказал. Взглянул на Харпера:
– Отведите их, сержант.
– Есть, сэр. – Харпер широко улыбнулся. – И спасибо, сэр.
– Не за что.
Шарп остался один. По полю боя бродили группки солдат, подбирали раненых, сваливали в кучу убитых. Шарп прикинул: трупов побольше, чем в бреши Сьюдад-Родриго. Лопата, когда обрушиваешь ее на вражескую голову, – страшное оружие, а британцы истомились в траншеях и рвались в бой, в яростную свалку в грязи.
У ног Шарпа лежал убитый француз. Стрелок нагнулся, обшарил его карманы и патронную сумку. Ничего стоящего не обнаружилось. Сложенное вчетверо письмо, медная монетка, ружейная пуля – талисман, наверное. На шее, в запекшейся крови, – дешевый металлический крест. Француз начинал отращивать усы, чтобы выглядеть бывалым воякой, но волосики росли редко и просвечивали. Почти мальчишка. Оторвавшаяся подметка висела на нитке и судорожно дергалась на ветру. Это ли его подвело? Может быть, подметка оторвалась в бою, и, когда товарищи побежали, он захромал, и британский штык вонзился ему в шею? Чернила смывались с бумаги, стекали в грязь, однако Шарп разобрал последнее слово, написанное крупнее других: «Maman».
Он взглянул на город, который вновь ощетинился языками пламени, – пушки завели погребальную песнь, которая не смолкнет до конца осады. Там Тереза. Шарп смотрел на колокольню собора, приземистую, со сводчатыми проемами, и думал, как близко от его жены звонит колокол. Похоже, на соборе только один колокол, с резким голосом, чей звук замирает почти сразу, как пробьют час или четверть. Шарп вдруг задумался: поет ли Тереза ребенку? И как по-испански «мама»? Maman? Как во французском?
– Сэр! Сэр! – Это был прапорщик Мэтьюз, он моргал от дождя. – Сэр? Это вы, сэр? Капитан Шарп?
– Я. – Шарп не стал поправлять «капитан» на «лейтенант».
– Вам надо поспешить, сэр.
– Что случилось?
– Офицерский багаж, сэр. Его обчистили.
– Обчистили? – Шарп выбрался из траншеи.
– У полковника пропало серебро, сэр. У каждого что-нибудь да пропало, сэр.
Шарп выругался. Ему следовало стеречь багаж, а не кувыркаться в грязи. Он снова ругнулся и побежал.
Глава 14
– Тысяча чертей! – Полковник Уиндем расхаживал взад-вперед по овечьему загончику и в ярости стегал хлыстом сваленные грудой тюки. Когда он наклонился взглянуть на развороченный багаж, из загнутых полей шляпы водопадом хлынула вода. – Тысяча чертей!
– Когда это случилось? – спросил Шарп майора Форреста.
– Мы не знаем. – Форрест смущенно улыбнулся стрелку.
Уиндем вспылил:
– Случилось? Когда? Сегодня, черт возьми, Шарп, когда вы, черт возьми, должны были стеречь!
В овчарне толпились еще с десяток офицеров, все негодующе смотрели на Шарпа. Они видели, что полковник взбешен.
– А точно сегодня? – настаивал Шарп.
Уиндем взглянул так, будто сейчас ударит Шарпа хлыстом. Вместо этого он снова выругался и резко повернулся. Украли не бытовой офицерский скарб – из кожаных вьючных мешков исчезли ценные вещи. Насколько было известно Шарпу, за последние три дня к ним никто не прикасался. Здесь хранилось то, что достают, лишь располагаясь на длительный постой в приличном месте: серебро, хрусталь, дорогие украшения, которые напоминают о домашнем уюте.
Уиндем повернулся к майору Коллету и рявкнул:
– Что украдено?
Список был недлинный. У Форреста пропал денежный чек, но его вскоре нашли смятым и брошенным в грязь. Тот, кто вспорол мешки, не знал, что делать с бумажками. Исчезли пара табакерок, золотая цепь (Шарп подозревал, что она добыта в Сьюдад-Родриго; во всяком случае, офицер, заявивший о пропаже, до штурма постоянно сетовал на бедность, а потом вдруг замолк). Золотые украшения с ножен, слишком дорогие, чтобы носить их в бою, пара серебряных шпор и пара сережек – лейтенант, смутившись, заявил, что вез их в подарок матери. У майора Коллета украли бритвенное зеркальце с серебряной крышкой и часы, которые, по его словам, стоили небольшое состояние. Больше других пострадал полковник – у него похитили оправленный в серебро портрет лишенной подбородка суровой Джессики. Молва утверждала, что полковник очень привязан к жене, которая принесла ему в приданое небольшое состояние и охотничьи права в половине Лестершира. Шарп вспомнил, что в Элваше портрет стоял у него на столе.
Уиндем указал хлыстом на Шарпа:
– У вас что-нибудь пропало?
Шарп покачал головой:
– У меня ничего нет, сэр.
Все свое он носил с собой, кроме шпаги, подаренной Патриотическим фондом, и вынесенного из Алмейды золота – это хранилось у лондонского поверенного.
– Где ваш ранец?
– Вместе с остальными,