Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

Польши в число союзников Германии, либо военным походом на Варшаву, англо-французские гарантии подействовали, как красная тряпка на быка. Гитлера, готового к войне еще в 1938-м, запоздалые англо-французские декларации остановить уже не могли. Напротив, будучи истериком, фюрер вновь вознамерился продемонстрировать свою волю любой ценой, сужая и без того не особенно большое пространство для урегулирования польско-германских территориальных споров. Позиция, занятая в этом вопросе польским правительством, также была далека от конструктивной – поляки откровенно провоцировали немцев, даже не представляя, в какую пропасть они толкают собственную страну.

В Риме Муссолини уже предвкушал «новый Мюнхен» – в конечном счете, был убежден он, Чемберлен отступит, а вслед за Англией – и французы, и поляки. Германия без единого выстрела получит утраченные в 1919 году территории, а англо-французы потерпят очередное дипломатическое унижение. В этой ситуации, решил дуче, нужно лишь поддержать Гитлера и продолжать проводить политику давления на «плутократии Запада». Теперь итальянская пропаганда бичевала англичан и поляков с не меньшим усердием, нежели французов, а сам Муссолини довольно грубо заявил английскому послу, что Италия останется верна союзу с немцами, даже если придется пойти на полный разрыв с Великобританией.

Как и годом ранее, Гитлер рассчитывал на то, что война с Польшей будет локальной, – он уверял свое окружение, что англичане и французы не станут «воевать за Данциг», особенно если Италия продемонстрирует всецелую поддержку политики рейха. Однако в 1939 году в Риме не слишком хорошо понимали, что именно они поддерживают. Несмотря на то, что условия «Стального пакта» подразумевали постоянные консультации между Германией и Италией по вопросам внешней политики, Гитлер не посвящал дуче в свои ближайшие планы, ограничиваясь утверждениями, что немцы полны решимости покончить с польской проблемой в самое ближайшее время. В Берлине попросту не доверяли «слишком болтливым» итальянцам, особенно королевскому двору: в конечном счете, полагал Гитлер, вся информация попадает из Рима в Лондон и Париж.

Между тем воинственную риторику фашистского режима в Германии приняли за чистую монету. Дуче несколько переусердствовал в своей «войне нервов», и теперь немцы были уверены, что Италия немедленно выступит против англо-французов, если те и в самом деле решатся выступить на защиту Польши. Муссолини вел себя как идеальный союзник, но в действительности он был далек от демонстрируемой всему миру уверенности. Летом 1939 года Чиано то и дело приходил в отчаяние от частых перемен в настроении своего тестя: тот либо проявлял активность в попытках избежать участия Италии в большой войне, то, охваченный ощущением фатальности происходящего, безучастно плелся в обозе германской политики. Итальянцы, апатично заявил он своему министру иностранных дел, уже являются германскими союзниками и не могут теперь уклониться от борьбы – это-де несовместимо с фашистской этикой.

Но перспектива большой войны пугала дуче куда больше, чем он готов был признать. В то время как итальянский посол в Берлине докладывал о все более агрессивных высказываниях в гитлеровском окружении, Муссолини провел два летних месяца в колебаниях между опасением быть втянутым в войну слишком рано и страхом «упустить свое» да еще при этом потерять лицо в глазах союзников и противников.

В начале августа 1939 года дуче все-таки решился «отыграть назад» и поставить фюрера перед фактом неготовности Италии к назревающей войне. Приехав в Зальцбург, Чиано безуспешно попытался убедить Риббентропа в том, что война с поляками не станет тем локальным военным походом, на который рассчитывают немцы, а приобретет общеевропейский масштаб. Гитлер не собирался отступать, но неожиданное известие о том, что ближайший союзник нацистского рейха «виляет хвостом», на некоторое время выбило нацистского лидера из равновесия. В личном послании к дуче фюрер объяснял необходимость военного разгрома Польши – это и стало поводом для очередного визита Чиано в Германию.

Муссолини хотел снова напомнить фюреру, что Италии требуется не менее трех лет для подготовки своих вооруженных сил, о чем в Берлине знали еще во время подписания «Стального пакта». Чиано передал Гитлеру специальный меморандум, подготовленный итальянскими военными, в котором скрупулезно перечислялось все необходимое для немедленного вступления Италию в большую войну. Предоставить вооружение и сырье в таком объеме Германия была не в силах, о чем Муссолини прекрасно знал. Фюрер оценил этот маневр дуче, осознав и то, что Италия не собирается сейчас вступать в большую войну, и то, что это не станет большим секретом для англичан и французов. Казалось, все расчеты Гитлера на то, что дипломатическая поддержка со стороны Муссолини поможет ограничить предстоящую войну территорией Польши, потерпели крах. Но к этому моменту фюреру удалось заручиться поддержкой куда более сильной державы, чем Италия.

Заключенный 23 августа в Москве «Договор о ненападении», подписанный Риббентропом и Вячеславом Молотовым, возглавлявшим советский комиссариат иностранных дел, фактически означал раздел Восточной Европы между Германией и СССР. После некоторых колебаний Гитлер решил, что достигнутые в Кремле договоренности делают положение Польши безвыходным, а политическую и, тем более, военную поддержку Италии – не обязательной. Немцы поставили Муссолини перед фактом своей дружбы со Сталиным, и дуче почувствовал себя задетым – его союзник по Антикоминтерновскому пакту заключил соглашение с «красными». Официально в Риме приветствовали советско-германский пакт, но на самом деле Муссолини возмутило и то, что немцы заранее не известили его о ведущихся переговорах, и то, что его союзники пошли на «сделку с большевиками».

Хотя в последний момент Италии удалось избежать участия в грядущей войне, казалось, будто диктатору была невыносима сама мысль о том, что Гитлер все же собирается начать ее без него; и дуче вновь и вновь пытался уговорить фюрера собрать еще одну конференцию, способную разрешить польско-германский спор, как это случилось годом ранее в Мюнхене. Разумеется, Муссолини делал это «не ради соображений пацифистского характера», но «в интересах наших двух народов и наших двух режимов». Однако сейчас от Италии Гитлеру нужно было лишь как можно более громкое бряцание оружием на итало-французской границе, в то время как в Варшаве никто не собирался уступать требованиям Берлина.

На рассвете 1 сентября 1939 года немецкие войска открыли боевые действия против поляков. Спустя еще два дня Великобритания и Франция объявили, что находятся в состоянии войны с Третьим рейхом. Вторая мировая война стала реальностью.

…

Вооруженные силы Польши не слишком уступали немецким в численности, но с первых же дней войны стало ясно, что польская армия безнадежно проигрывает вермахту и в техническом оснащении, и в организации. Предвоенные расчеты английских и французских военных стратегов, полагавших, что немцам потребуется не менее полугода, чтобы добиться победы в войне с Польшей, оказались несостоятельными. Немецкая авиация быстро завоевала господство в небе, а на