Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

class="p1">У Оли не лезла из головы мысль, что он так и не одел её в новое платье. Накануне Хассан весь вечер ходил по магазинам и выбирал наряд, пришёл домой в приподнятом настроении и даже улыбался, но капризной жёнушке вздумалось отложить примерку, ведь она в тот вечер была погружена в печальные размышления о Кравченко. Дамир всеми силами пытался спасти их брак, пусть несуразно, пусть посредством дорогих побрякушек. Как мог. Он хотя бы старался. Суббота знала, что Дамир видел в ней жену, а не рабыню. И если быть до конца честными, то Оля обожала быть его «домашним животным». Эта гадкая Тёмина формулировка всё портила, а в остальном ничего плохого не было, особенно в их маленькой ежемесячной традиции.

Только представьте себе этот чудный обряд: любимый возвращается домой с огромным бумажным пакетом. Он улыбается ещё шире при виде вашего счастливого румяного лица. А пакет так приятно шуршит, когда проводишь по нему ладонью, словно барабанит за окном тёплый июньский дождь, и каждая капля его превращается в звон дюжины колокольчиков. Вы берёте мужа за руку и бежите с ним в спальню. Раздеваетесь до нижнего белья. И замираете в ожидании. Даже если до этого вы неделю были в ссоре и не разговаривали, если пребываете в скверном настроении или переживаете из-за трудностей на работе, все беды вдруг улетучиваются, стоит вам встать перед зеркалом в полный рост, а супругу подойти сзади и обнять вас за талию. И чёрт с ним, с платьем: вы подходите к зеркалу и видите друг друга.

— Это правда, — подытожила Ольга. — Человек, который так на меня смотрел, не может не любить.

— Что? — переспросил Артемий.

— Зря я сегодня вспылила, — ответила Оля. — Я переночую у родителей, а завтра вернусь домой. Без меня он погибнет.

Кравченко умолк и рухнул на стул напротив подруги. Ольга промокнула платком сухие глаза, взглянула на несчастного рыжебрового мужчину, бывшего когда-то её лучшим другом, вдруг ставшего чужим, и вяло улыбнулась:

— Дамир — это подарок судьбы. Ты, наверное, в такое не веришь? В судьбу, то бишь. Я люблю всё настоящее, что есть в нём, а на прошлое мне плевать. Мы с Дамиром должны помочь друг другу стать лучше.

— «Мы с Дамиром»? — не утихал Артемий. Заметив краснеющего брата и бледную Джоанну, он вскочил со скрипящего стула, подбежал к ним и поделился огорчением: — Она рехнулась!

Джоанна промолчала. Ян Кравченко в нерешительности опустил глаза.

— Это её жизнь, не твоя.

— Спасибо, Ян, — ответила Ольга и обратилась к Артемию: — Ты всё ищешь внешние причины, по которым я от вас отдалилась? Причина только одна: мы повзрослели. Просто, когда я вышла замуж, я предпочла танцам и ночным пьянкам свою семью, а ты меня в этом не поддержал. Не из-за Дамира мы перестали общаться. Не из-за детей. Что ты там ещё перечислял? Из-за денег, карьеры, переезда? Не глупи. У нас нет с вами ничего общего. Мы из разных миров. Ты говоришь, мой брак с Дамиром — это фальшь. А фальшью всё это время была наша с тобой дружба.

— Ты слышишь себя, дура? — вспылил Артемий. — Друзья не обязаны быть одинаковыми, видеть мир одинаково. Они лишь должны уважать друг друга.

Ольга окончательно завелась. Она стукнула дном кружки о стол, так что вино разбрызгалось по скатерти, вскочила с табурета и упёрлась кулаками в бока.

— Называть дурой и одновременно говорить об уважении — в этом весь ты!

— Я хотя бы говорю прямо и сразу, а не коплю ненависть двадцать лет, чтобы выплеснуть её после первого отказа в поцелуе. Если я позволил себе опуститься лишь до словесной дерзости, то ты упала до шантажа.

— Тебе просто шантажировать нас нечем, вот ты и не опустился, — парировала Ольга. — Посмотрела бы я, как тебя могут изменить деньги.

— Отличное замечание, — прокомментировала Джоанна.

— Тебя никто не просил вякать, — возразил Тёма.

— А мы что, только по команде кукловода можем голос подавать?

Тёма иронично всплеснул руками. Джоанна подошла к нему и ткнула пальцем в нос, как шкодливому коту. Тёма негодующе отпрянул.

— Ты винишь Ольгу в жестокости, — продолжила Джо, — но сам не осознаёшь, что деньги и власть меняют любого человека, раскрывают в нём качества, заложенные природой и воспитанием. У Хассан гипертрофировались отнюдь не злоба, не спесь, не чёрствость, как ты утверждаешь, а элементарное желание обладать. Они не злые, просто они решили, что мир может целиком принадлежать им и зависит это от количества денег в их кошельках.

— Уж позволь, — начала Ольга.

— Это далеко не самое горькое заблуждение, — Джоанна самозабвенно гнула свою линию. — Дай столько же денег тебе, Тёма, и наружу так и полезут бездушие и эгоизм. А это гораздо хуже. Ты бы сыпал деньгами направо и налево, платил бездомным, чтобы они подтанцовывали и подпевали тебе на улице, и всё не ради помощи — ради забавы. Шоу. Рита любила делать из всего спектакль, а ты лишь продолжаешь то, что она начала: притворяешься, что интересно жить тебе одному, а другим — скучно, и ты тычешь друзей лицом в их оплошности и недовершённые дела вместо того, чтобы показать им, чего сам достиг. А чего ты достиг сам? Только и делаешь, что разыгрыв…

— Закрой рот! — не выдержал Тёма.

— Ты же так предан правде, — подхватила Ольга, — отчего сейчас бежишь от неё?

— Тёма терпеть не может правды, — зло прочавкала Джо. — Он любит только те моменты, когда сам прав, а другие заблуждаются.

— Кто бы говорил о правде и лжи! — с удовольствием дал сдачи Артемий и с запалом топнул ногой три раза, будто восторженный ребёнок в цирке. Он приготовился развивать тему и тыкать в слабые места Джоанниной нравственности, но вдруг его голос заглушил ожесточённый вопль Яна Кравченко.

— Заткнитесь, заткнитесь, замолчите, идиоты! — Ян с остервенением набросился на старшего брата и ударил его кулаком в плечо. Тёма, ошарашенный, схватился за ключицу. — Иди вон! Иди вон! — Он вытолкал онемевшую от ужаса Ольгу в коридор. Та поспешно накинула жакет.

— Психи, — прошипела она напоследок и хлопнула дверью.

Ян повернулся к жене. Джоанна стояла, как вкопанная, вцепившись ногтями в спинку дивана. Ян взглянул на её красивейшее бледное лицо и стыдливо промолчал.

— Извини, — выдавил Тёма. Он понял, что брат бросался злыми словами не от обиды, а от усталости.

— Ты уже поссорил нашу семью с Олиной, — озлобленно проскрипел Ян. — Теперь ты намерен поссориться и внутри семьи? Не такие уж это и тяжёлые времена, бывали куда горше. Но всю жизнь, что бы ни случилось, мы держались