Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - Энтони Бивор

Хоррокс, как уже упоминалось, находился в плохом физическом и психическом состоянии из-за своих серьезных ран и постоянно испытывал боль. Монтгомери не следовало возлагать на него столь серьезную ответственность. А Браунинг страдал от постоянной простуды, от которой никак не мог избавиться. У Сосабовского действительно был непростой характер, но это не оправдывало такого к нему отношения. Как признал Уркварт, было совершенно незачем наносить ему такое оскорбление – поставить его под командование молодого и неопытного бригадира. По всей видимости, Хоррокс, и Браунинг приложили руку к тому, чтобы убедить Монтгомери, будто польская парашютно-десантная бригада не хочет воевать.

За день до этого, вернувшись из Неймегена после встречи с генералом Браунингом, полковник Чарльз Маккензи сидел на южном берегу Недер-Рейна. «Я думал, что́ буду докладывать генералу, – писал он позже. – Я мог либо сказать, что, оценив ситуацию на обоих берегах реки, уверен, что переправа с южной стороны не будет успешной. Или я мог бы сказать, как приказали, что [30-й корпус] делает все возможное, чтобы переправиться, и мы должны держаться»[1192]. Спустя какое-то время «я решил сказать ему то, что [Хоррокс и Браунинг] сказали мне: они делают все возможное, и переправа состоится. Я чувствовал, что ему будет легче поддержать своих людей, если я так скажу». Вернувшись в штаб дивизии, Маккензи доложил обстановку Уркварту, тот не выказал никаких чувств.

Состояние отеля «Хартенстейн» было отчаянным. Некогда безупречная территория отеля напоминала «участок открытых горных разработок, одни окопы и воронки от бомб», а само здание выглядело словно «тронь и рухнет»[1193]. В медпункте дивизии было свыше тридцати раненых. Среди многочисленных жертв немецкого минометного обстрела в «Хартенстейне» были бригадир Хакетт и его старший писарь штаб-сержант Пирсон. Последний был оскорблен тем, что его бригадиру приходится есть руками, и пошел искать нож и вилку[1194]. Тогда его и ранило осколком снаряда. Он сумел добрести до медпункта в «Хартенстейне» и нашел там Хакетта, тяжело раненного в живот. Позднее обоих немцы эвакуировали на их же джипе как военнопленных в больницу Святой Елизаветы. У Хакетта было не меньше четырнадцати дырок в кишечнике. Бригадир Латбери, который уже был там пациентом, слышал, что шансов выжить у Хакетта было пятьдесят на пятьдесят[1195].

24 сентября в 09.00 полковник Уоррек отправился к генералу Уркварту. Он убедил его, что ему необходимо связаться со старшим офицером немецкой медслужбы, чтобы «организовать эвакуацию раненых в более безопасный район на контролируемой немцами территории», поскольку нет никакой возможности переправить их на другой берег реки. «Командир дивизии совершенно ясно дал понять, что ни при каких обстоятельствах противник не должен заподозрить, что это проявление слабости, и нужно четко понимать, что эта мера продиктована исключительно соображениями гуманности». В тот же день огонь на время прекратили – «очистить поле боя от раненых, чтобы обе стороны могли продолжить бой»[1196].

Полковник Уоррек, который мог спокойно передвигаться от «Хартенстейна» до «Схонорда» под флагом Красного Креста, подошел к немецкому врачу. Им оказался Эгон Скалка, старший офицер медслужбы дивизии СС «Гогенштауфен». Скалке, австрийцу из Каринтии, было всего двадцать девять лет. В прекрасно сидевшей на нем форме, с волнистыми волосами, он явно злоупотреблял одеколоном. Его холеные руки с золотым перстнем-печаткой СС указывали, что он не снисходил до операций. Уоррек попросил о встрече с командиром дивизии. Скалка согласился, и они вдвоем поехали на джипе под флагом Красного Креста к командному пункту дивизии «Гогенштауфен» на вилле «Хесельберг», на дороге на Апелдорн из Арнема. (Скалка впоследствии утверждал, что инициативу проявил именно он, а не Уоррек. Он сказал, что слышал о тяжелом положении раненых от Харцера, а тот узнал из перехваченных немцами радиограмм[1197]. По его словам, он въехал в периметр обороны, размахивая белым флагом, с пленным томми на переднем сиденье джипа[1198].)

Уорреку пришлось подождать, пока Скалка зайдет к командиру дивизии. Скалка утверждал, что Харцер рассердился из-за того, что Уорреку не завязали глаза и привезли его без согласования: «Вы с ума сошли, везти его сюда без разрешения?»[1199] Затем Харцер ушел в соседний кабинет, к Биттриху, расспросить его о перемирии и эвакуации британских раненых. Биттрих согласился сразу. Скалка тем временем позвонил старшему офицеру медслужбы в районе и попросил прислать все доступные машины скорой помощи и автомобили.

Биттрих и Харцер вышли к Уорреку и выразили стандартное немецкое сожаление о том, что «их странам приходится воевать между собой»[1200], за которым явно слышался намек на то, что им нужно плечом к плечу вместе сражаться с Советами. Условия прекращения огня и эвакуации согласовали быстро, но Уркварт был прав, опасаясь, что этот демарш только укрепит немцев в их уверенности в своей грядущей победе. Харцер накормил Уоррека бутербродами и вручил бутылку бренди для Уркварта. Он и его офицеры поделились также запасами морфия из британских контейнеров, сброшенных за пределами периметра. (После войны Харцер писал Уркварту из лагеря, надеясь, что тот засвидетельствует рыцарское поведение дивизии «Гогенштауфен»: «По итогам Нюрнбергского процесса все войска СС были объявлены преступной организацией. Я призываю британских солдат в знак признания честного сражения в Арнеме вспомнить то время и признать справедливость поведения по крайней мере тех немецких солдат, которые участвовали в той операции»[1201]. Он безуспешно просил доставить ответное письмо от Уркварт-Уркхарта «в подтверждение моих заявлений».)

Затем Скалка отвез Уоррека в больницу Святой Елизаветы, к британским раненым. Они лежали в постелях с простынями, за ними хорошо ухаживали голландские врачи и медсестры, а также немецкие монахини. Конечно, Уоррека поразил контраст с Остербеком, когда он, раненный в спину, увидел, что там не могут оперировать из-за нехватки воды. К тому времени, когда они вернулись в «Схонорд», перемирие уже началось. Немецкие военные грузовики выстроились в ряд, но, поскольку носилки в британской армии были слишком длинными, чтобы поставить их боком, получалось, А что можно установить их только по три в ряд, и потребовалось втрое больше автомобилей. Подполковник Маррэйбл незаметно дал указание своим людям как можно скорее вывезти тяжелораненых, но затем не спешить с остальными – на случай, если прибудет 30-й корпус и спасет их от лагеря для военнопленных.