Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - Энтони Бивор

Как и ожидал Уркварт, один из немецких врачей попытался убедить полковника Уоррека, что англичане обязательно должны сдаться, имея столько раненых, и он должен сделать все возможное для того, чтобы убедить командира дивизии. По словам переводчицы Хендрики ван дер Влист, Уоррек молча слушал, затем медленно покачал головой и спокойно сказал: «Нет. Мы пришли не сдаваться. Мы пришли сражаться»[1202].

«Да, я тоже могу это понять, – ответил врач СС. – Это было только предложение».

При эвакуации раненых немцы захватили несколько джипов Красного Креста. (В следующий раз союзники увидели машины в Арденнах: на них ехали диверсанты Отто Скорцени, переодетые под американцев.) Захватили они и «Тафельберг», полный раненых.

Немецкий солдат-коротышка с падающей на глаза каской раскричался на одну из голландских медсестер, помогавшую британским солдатам. Английский санитар подошел к нему и крикнул прямо в лицо: «Заткнись, а то по башке вмажу!»[1203] Эта неожиданная реакция заставила замолчать. Частичное прекращение огня по крайней мере дало возможность гражданским, попавшим в периметр точно в ловушку, шанс бежать. Когда они проходили немецкие позиции, эсэсовцы издевались над беженцами, мол, вот что вы получили за дружбу с британцами.

В 16.00 немцы подвели войска к «Схонорду», чтобы использовать здание в качестве прикрытия при атаке. Подполковник Маррэйбл жестко приказал им покинуть госпиталь, но не смог убедить отступить. Присутствие оставшихся там охранников спровоцировало прибывших поляков, сразу же начавших стрелять по немцам. «Подвергаясь серьезному риску с обеих сторон, подполковник Маррэйбл отправился на переговоры с поляками и сумел на время восстановить спокойствие»[1204]. У другого врача, капитана Моусона, задача была гораздо труднее: теперь, когда из-за немецкого наступления «Схонорд» оказался под перекрестным огнем, ему предстояло убедить майора Уилсона из 21-й отдельной парашютной роты сдать свои хорошо укрепленные позиции.

Эсэсовцы продолжали давить, угрожая уничтожить «Схонорд», если британцы не оставят определенные здания. Они подвели две САУ, но авианаводчики Уилсона уничтожили одну и заставили отступить другую, стремясь не допустить мотопехоту внутрь госпиталя. Уоррек заметил: «Я скорее удивился, когда подскочил суровый с виду капрал СС со “Шпандау” и пулеметной лентой на шее и приказал им (по-английски)“валить отсюда к чертовой матери и побыстрее”, и все это сопровождалось сердитым взглядом и жестом в сторону нарукавной повязки с Красным Крестом»[1205].

Только после того, как четырехчасовое прекращение огня закончилось, Биттрих осмелился сообщить об этом в штаб-квартиру группы армий «В». Модель был в ярости. «Бог мой, да чем вы думали? – требовал он ответа. – Это перемирие лишь на руку врагу!»[1206] Но Модель все еще был готов защищать Биттриха и позаботился, чтобы штаб фюрера не узнал об этом инциденте. Гитлера бы удар хватил. Он все еще издавал приказы, не имеющие никакого отношения к тому, что происходило на местах, и последний из них генерал-фельдмаршал фон Рундштедт передал как раз тем утром. «Фюрер приказал как можно скорее уничтожить противника в районе Арнем – Неймеген – Мок и на востоке, а брешь на линии фронта к северу от Эйндховена закрыть концентрическими атаками»[1207]. Модель просто ответил, что ликвидация периметра вражеской обороны в Остербеке ожидается на следующий день[1208].

Немецкие генералы продолжали ждать новых высадок десанта, и Биттрих с облегчением узнал, что 506-й батальон тяжелых танков с большим количеством «Тигров» прибудет позже в тот же день. Теперь, переправившись через реку прошлой ночью, передовой батальон дивизии «Гогенштауфен» оказался против польских десантников. Мёллер утверждал, что отношение к раненым и погибшим «внезапно изменилось»[1209]. Поляки хотели просто убивать немцев.

Такое подкрепление весьма повысило боевой дух оборонявшихся британцев. «В полдень хозяин дома выходит из подвала, – писал в своем дневнике один авианаводчик, – и готовит нам еду из своих скудных запасов. Картошка да шпинат, но и на том спасибо. Как только все было готово, мы заметили движение в доме рядом. Какие-то странные парни показывают мне поднятые вверх большие пальцы в знак победы, и мы понимаем, что это авангард поляков, которых, по-видимому, [десантировали] на другой стороне реки. Настроение у всех поднимается»[1210].

Самих поляков мало что могло подбодрить в периметре обороны Остербека. «Казалось, что всюду, куда ни глянь, англичанин, поляк, немец, голландец или дохлая корова», – писал капрал Владислав Короб[1211]. Офицер-кадет Адам Небещаньский обнаружил тело британского майора у окопа, прямо на солнцепеке. Боясь, что труп разложится, они с товарищем решили бросить его в другую траншею и там закопать, но стоило схватить майора за руки и за ноги, тот изумленно открыл глаза. Он сладко задремал на открытом воздухе во время прекращения огня[1212]. Небещаньский с товарищем извинились, а потом им посчастливилось найти сброшенный с парашютом контейнер с банками рождественского пудинга, и они так наелись, что ходили сытыми до вечера. Лейтенант Смачный, который переправился одним из первых, рассказал, каким образом удавалось забрать контейнеры: одна группа устраивала в стороне ложную атаку с гранатами и при этом орала во всю мочь, а другая незаметно подкрадывалась и утаскивала добычу[1213].

Во время затишья авианаводчик разговорился с несколькими поляками. «К его крайнему недоумению и разочарованию, один из поляков заметил, что, покончив с немцами, они должны готовиться к следующей войне – с русскими»[1214]. Вновь прибывшие польские десантники были поражены состоянием своих британских союзников. «У всех красные глаза от недосыпа и белые губы от нехватки воды»[1215], – писал капрал Короб. Почти все они за эту неделю похудели килограммов на шесть, а то и больше от полного истощения организма и скудной пищи. Некоторые из раненых, лежавших в подвалах, порой бредили и кричали: «Убейте их! Убейте их!»[1216] В то же время те, кто еще держался, уже не заключали пари, кто застрелит больше немцев. Люди так безумно устали, что согласились бы на любую рану, лишь бы иметь возможность пойти и лечь где-нибудь. Рядом с церковью Остербека некоторые сачки выбирались из окопов в кирпичный амбар за домом гробовщика, чтобы тайком поспать в пыльном старом катафалке, вроде тех, что тащит черная лошадь со страусиными перьями.