Африканский ветер - Кристина Арноти

— Будущего не будет, — сказала она. — Я это чувствую.

Она подставила мне губы для поцелуя. Я поцеловал ее, смертельно испуганную.

— Эрик, прежде, чем мы расстанемся…

Я прервал ее:

— Ну, это еще не скоро. Поживем здесь, потом в Нью-Йорке. Путешествие еще не закончено…

— Закончено, — сказала она — В голове все давно закончено.

Я нежно оттолкнул ее от себя.

— Там, — сказала она, — в этом прекрасном доме, ты мне обещал…

— Что?

— Организовать встречу с твоей женой.

— Она состоится.

— Эрик?

— Да.

— Знаешь что?

— Нет.

— Если придется выбирать…

— Выбирать между чем и чем?

— Между тобой и твоей женой.

— Тогда?

— Я снова говорю тебе: я бы выбрала твою жену.

— Спасибо.

— Пойми меня правильно, если бы это была цена за жизнь в Африке в этом прекрасном доме, я бы предпочла жить в Африке с ней, чем в Лос-Анджелесе с тобой.

Она честно выдержала мой взгляд. Она надела на себя выражение жертвы, которое женщины меняют, как шляпки. Она уже страдала, совершив «героический» поступок, она была счастлива при мысли об этом самоотречении, но никто от нее этого и не требовал.

Я не выносил проявления любви, исповеди, так называемые драматические моменты были мне отвратительны. Очутившись в номере, я хотел только одного — погреться в ванной и лечь в кровать. Я стал молча готовиться к этому, прошел в ванную комнату и включил воду.

— Ты хочешь принять ванну прямо сейчас? Мы не спустимся вниз?

— Иди одна, пообедай!

— Одна?

— Там много людей.

— А ты?

— Мне достаточно чая.

Я ушел в ванную комнату, посмотрел, как набирается вода. Я лег в нее и погрузился до самого подбородка. Я надеялся, что Энни уйдет, что у нее лопнет терпение.

Она сказала:

— Ты все еще плохо себя чувствуешь?

Я не ответил. Обернув тело махровым полотенцем, вернулся в комнату и сказал:

— Я — здоровый идиот, подхвативший какую-то африканскую заразу. Это может случиться с кем угодно. Перестань меня разбирать по косточкам, черт подери!

— Почему ты называешь себя идиотом? — спросила она с приводящей в отчаяние нежностью.

— Потому что я идиот, сердитый идиот, этого достаточно?

Я весь дрожал, с головы до ног. Какую еще заразу я подхватил! Какие мускулистые и смелые вирусы смогли переварить антибиотики врача из Найроби и, окрепнув и набравшись сил, снова напали на меня? А может быть, меня лишила сил моя прогнившая совесть? Я приписал мурашки психосоматическому расстройству, меня это устраивало, эта зараза была в моде. Энни протянула мне стакан.

— Выпей. Я попросила у дежурной по этажу принести чаю.

Я лег в постель. Она села на одеяло и снова обратилась ко мне:

— Тебе просто не везет. Такое прекрасное путешествие, а ты заболел! Все равно, для тебя это не так серьезно, ты сможешь еще вернуться сюда.

Она пожала плечами:

— А вот я — другое дело. Надо будет, чтобы твоя жена взяла меня на работу.

Она была обижена и грустна.

Вскоре коридорный принес чай. Он аккуратно поставил поднос на низкий столик перед камином. С ним пришел слуга, чтобы зажечь в камине огонь. Шорох бумаги, чирканье спичек, легкий запах дыма, а потом слабое потрескивание дров, охваченных первыми языками пламени. Господи, как я был несчастен в этой спокойной обстановке!

Проклиная свою болезнь, я наблюдал за хождениями Энни, а потом, очевидно, заснул. Когда я открыл глаза, Энни закрыла двойные шторы и включила лампы.

— Энни…

— Да…

— Который час?

— Скоро будет восемь. Ты проспал всю вторую половину дня. Заказать тебе ужин в номер?

— Что-нибудь легкое, если ты останешься со мной.

— Я не останусь. Мы здесь пробудем только один вечер, и я хочу этим воспользоваться, место просто великолепное. На твоем месте я бы оделась и спустилась вниз…

— У меня нет ни малейшего желания видеть людей…

— Тогда оставайся.

Она оделась для ужина, наложила макияж и надела платье зеленовато-желтого цвета. Бросив мне «Чао», она ушла.

Я должен был приехать в Нью-Йорк и избежать разговоров. Там я «потеряю» Энни. Надо будет пережить эти часы. Я поискал снотворное, проглотил две капсулы этого дерьма. Сон был очень неспокойным, я путался в объяснениях. Потом, не знаю, спустя сколько времени, я резко проснулся. Вглядываясь в темноту, я ощупал кровать рядом с собой. Энни уже спала. Я уже знал, что собрался совершить ошибку, старался удержаться от этого, остановиться, но кто-то более сильный, мое другое «я», приказывал мне сделать это. Я включил ночник, склонился над Энни, которая спала глубоким сном. Легонько потряс ее, погладил плечо. Наконец она открыла глаза.

— Что с тобой? Вызвать врача?

Она терла глаза и нос.

— Энни…

— Ну, что?

Она приподнялась на локтях и убрала прядь волос со лба:

— Что?

— Энни…

Поддаться безумному соблазну поделиться тайной, отчаянно попытаться найти убежище. Запах спящей Энни, ее влажной кожи и постоянно ощущаемый аромат духов… Смогу ли я…

— Энни…

Я лег рядом с ней.

— Энни, я убил свою жену…

— О, Эрик, замолчи. Мне надоели твои кошмары.

— Я убил свою жену, это был несчастный случай.

Она посмотрела на меня, под глазами у нее были круги:

— Ты выдумываешь всякую ерунду, чтобы я ушла, ты хочешь прогнать меня прочь.

— Нет. Ты должна знать правду. На террасе в ее доме на озере Тахо, охваченный приступом гнева, я ударил ее железным стулом, чтобы заставить замолчать. Она упала и умерла.

— Умерла? — сказала она и потерла нос тыльной стороной ладони. — Умерла?

Она смотрела на меня как сова: я был уже не женатым мужчиной, которого она хотела, а неким типом, замешанным в убийстве.

Чтобы оставить себе время подумать, она встала, взяла термос и налила себе воды.

— Твоя жена мертва, — повторила она растерянно.

— Да, я ее зарыл.

В желтом свете ночника она казалась постаревшей. Держа в руке стакан с водой, она сделала небольшое движение:

— Так, значит, все было ложью? Дядя, деньги, наследство, которое надо получить, пакет акций, который надо забрать, все…