Veritas - Рита Мональди

– Именно. Я хотел сказать тебе, что…

– Ты идешь в «Голубую Бутылку», мальчик? Хорошо. Это всего в двух шагах. Барышня Клоридия, вы ведь проводите меня туда? Горячий кофе придаст мне сил.

Аббат Мелани оставил свое место, чтобы снова увязаться за мной. Я не стал ничего говорить, заметил только, что слепота нисколько не мешает, когда ему что-то нужно.

Клоридия попросила хормейстера заняться нашим сыном и уложить его спать. Мы отправились в путь.

По дороге я объяснил супруге, почему ищу Популеску: я опасался за жизнь товарищей Симониса и хотел попросить их прекратить расследование по поводу Золотого яблока.

– Значит, ты действительно думаешь, – хихикая, вмешался Атто, когда мы как раз входили в кофейню, – что эти славянские бездельники в опасности из-за каких-то турецких легенд?

Симонис уже сидел за столиком в кофейне и ждал Пеничека. Увидев, что я с сопровождением, он несколько удивился. Я пояснил ему, что аббат пришел только затем, чтобы выпить кофе, а затем вернется с Клоридией в монастырь. Атто не возражал.

– На горе Кальвариенберг мы найдем и Коломана Супана, – сообщил мне грек. – Я встретил его, когда он шел с работы, и сказал ему, что мы хотим поговорить с ним и рассчитаться. Он обещал прийти в любом случае.

Когда несколько дней назад я сидел в этой кофейне с аббатом Мелани, она была почти пуста, теперь же народу было много. Кавалеры мило беседовали небольшими группками, в укромном уголке можно было увидеть пожилого аристократа с книгой в руке, официанты торопливо сновали между столиками, подавали заказы и убирали со столов после ухода посетителей.

– Цените, что молоды и счастливы. По крайней мере, так можно судить по вашему голосу, – начал Атто, садясь рядом с греком. – Мое здоровье сильно пошатнулось из-за смены времен года.

– Мне очень жаль. Надеюсь, вы скоро поправитесь, – лаконично ответил мой помощник.

– Однако еще большим грузом лежит на мне возраст, – добавил Атто, – и геморрой, который мучит меня без остановки. Вчера ночью я уж было подумал, что умираю.

Бедный Симонис, подумал я, теперь настал его черед выносить нытье Атто. Поскорее бы пришел Пеничек.

– И вот несколько лет назад тоже, – продолжал Атто, – перемена погоды и таяние снега вызвали сильный бунт моих телесных соков. Я отправился утром нанести визит своему дорогому другу, жившему ля городом, однако вскоре вынужден был вернуться, так и не увидев его.

Атто повторил для Симониса то, что не так давно рассказывал мне во время репетиции «Святого Алексия», однако на этот раз он не стал упоминать имени министра Торси, что выдало бы его как французского шпиона.

Полная мрачноватая женщина, обычно сидевшая за кассой, подошла, чтобы принять наш заказ.

– Жаль, – прошептал Атто, когда та ушла, – это была не та восхитительная девушка, которая в прошлый раз подала мне шоколадный шарик с марципаном, я прав, мальчик?

– Да, господин Атто. Сегодня ее, очевидно, здесь нет, – ответил я, тщетно осмотрев кофейню на предмет черных, как вороново крыло, волос молодой девушки.

Поистине, с улыбкой подумал я, старики как дети. Десять лет назад Атто не тронул бы жест официантки.

Брюзгливая кассирша вернулась к нашему столику и с мрачным видом поставила перед нами кофе, сливки и классический венский рогалик.

– Кровотечение из геморроидальных узлов привязало меня к туалетному стулу на весь остаток дня, – продолжал Атто, попивая горячий кофе и грызя розовый лукум, чтобы подсластить горький азиатский напиток, – и я едва не задохнулся, если бы не успел вовремя на стул и не получил бы таким образом удобство и свободу полностью отдаться делу, которым занялась природа, чтобы исцелить меня. А когда она взяла у меня столько крови, сколько посчитала нужным, она снова сделала меня здоровым. Врач назвал это почти чудом и приписал это моей хорошей конституции. Вы не можете знать этого, однако хотя я не могу теперь читать и собственноручно писать, Господь даровал мне возможность сохранять юной свою душу, невзирая на восемьдесят пять лет, которые мне исполнились 30 числа прошлого месяца.

Пока Атто разглагольствовал о геморрое и чуде долголетия, я прошептал Клоридии:

– Прошу тебя, попытайся уговорить аббата лечь в постель как можно скорее. Я не хочу, чтобы он сидел у меня на шее.

– Ты боишься, что снова попадешь в его сети? – улыбнулась она. – Не волнуйся, на этот раз можешь быть спокоен: я рядом! Меня он не пленяет, старый добрый аббат. Важно, чтобы ты никогда не оставался с ним наедине.

Это раздосадовало меня. Похоже, жена мне не очень-то доверяет! Хотя у нее были все основания, ее неловкие материнские попытки напомнить о моей ограниченности всегда действовали мне на нервы. Я скривился и не произнес больше ни слова.

– Что это такое? Круассан? – спросил Атто, касаясь рогалика на подносе, лежавшего рядом с его чашкой.

– Здесь, в эрцгерцогстве Австрийском, выше и ниже Энса, это называется рогалик, – вежливо пояснил Симонис. – Говорят, их изобрел около тридцати лет назад армянин, владелец этой кофейни «Голубая Бутылка», некий Кольчицкий, чтобы отпраздновать освобождение Вены от османского полумесяца. Поэтому они в форме лунного серпа.

– Мы в кофейне армянина? – спросил аббат.

– Все заведения, где подают кофе, находятся в руках армян, – ответил грек. – Это они открыли первые кофейни, и они обладают исключительно императорской привилегией.

– А вы когда-нибудь были лично знакомы с одним из них? Очень интересный народец, как мне кажется, – попытался я спровоцировать Мелани, вспоминая о его тайной встрече с армянином.

– Я. слышал о них, – торопливо ответил он, опуская нос в чашку с горячим напитком.

Армянин и кофе: разглядывая орлиный профиль аббата Мелани, черные очки, придававшие ему сходство со старым филином в парике, я вспоминал прошлое.

Вот снова город Габсбургов выпустил стрелу, вонзившуюся в мою память и вызвавшую к жизни воспоминания о времени двадцативосьмилетней давности. Все возвращало меня к молодости, в ту гостиницу на пьяцца Навона, где я, скромный слуга, познакомился с аббатом Мелани и моей Клоридией. В этой гостинице часто собирались маленькие группки армян, сопровождавшие своих епископов в визитах в Вечный город. Скромный и почтительный, каким я был тогда, я наблюдал за этими экзотическими прелатами и их свитой, однако не отваживался задавать вопросы, хотя мне все было любопытно. Я знал, что во время своего путешествия в Рим они останавливались в Вене. Я все еще видел перед собой их черные одежды, недоверчивое и в то же время раболепное поведение, оливкового цвета кожу, серые, словно пепел, глаза, и вспоминал странный запах, окружавший их, крепкую смесь из пряностей и кофе.

А затем в Вене я обнаружил, что черный восточный напиток и армянский народ суть одно целое. Я с удовольствием время от времени совал свой нос в одну из этих темных, но очень уютных комнат, где читали газеты, курили и играли в шахматы или бильярд. И себе время от времени я тоже разрешал выпить чашечку горячего кофе, благодаря Господа за благосостояние, которым наслаждался в Вене. При этом я рассеянно почитывал свои – итальянские – газеты, в надежде, что никто не заговорит со мной и не вынудит меня использовать свои жалкие познания в немецком языке. А когда я иногда поднимал голову, мой преисполненный удовлетворения взгляд падал на этих армян, людей с турецкими чертами лица, однако сдержанных, работящих и тихих, и радовался, что они изобрели кофейню, эту своеобразную, неповторимую славу почтенного города Вены.