Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Я развернулась, намереваясь улизнуть по другому мосту, и успела сделать ровно десять шагов. И вспомнила, что мне ничего не дается легко.

Я споткнулась. И когда, опустив взгляд, увидела расцветающее под пяткой пятно тени, было уже поздно. Черные щупальца, вылетев, зазмеились по ногам, талии, обвили меня, прижали мне руки к телу. Я зарычала, пытаясь высвободиться, Какофония вторил жаром в ладони.

– Надо же. – Картрин приблизился и хмыкнул – оскорбительно равнодушно. – Сэл Какофония в одном городе со мной? – Я знала, что за маской он ухмыльнулся. – Лирика, достойная оперы.

– Да опере не бывать такой гнусной. – Я снова с рычанием дернула путы. – Ты же понимаешь, что это охереть как странно? Щупальца эти твои?

– Тенехваты, а не щупальца.

– А, ну да, тогда ни капли не странно. – Я фыркнула. – Тупой ты кусок…

– Молчать. – Картрин поднял клинок. – Судя по кровавой бойне вокруг, я ожидал увидеть более серьезного противника. Инферно, быть может. Или Бурю.

– Буря мертв, мудила, – ощерилась я. – Если хочешь узнать, как это вышло, убери свои сраные чары и давай сразимся.

– М-м-м. Типично. Оголодавшие псы поглощают друг друга. Вы, предатели, удручающе однообразны. – Картрин осторожно взял меня за подбородок одной рукой, а второй приставил клинок к моему животу. – В высшей степени предсказуемы, сколько бы крови ни пролили.

Если у меня не было времени с ним драться, то ясен хер его не было на выслушивание его выпендрежа. Кожу закололо холодом, клинок стал еще ближе. Я затаила дыхание, стиснула зубы, слегка наклонила Какофонию.

«Ну же, мудила, давай, – рычала я про себя. – Давай, еще совсем чуток».

Но увы.

Картрин отодвинулся.

Его глаза вылезли из орбит; на шее сомкнулась огромная рука и вздернула его в воздух, заставляя дергаться и задыхаться. Это несколько мешало ему сосредоточиться, и чары рассеялись, щупальца разжали хватку. Я отступила, потрясенно глядя на происходящее. Кальто, однако, оставаясь убийственно спокоен, сжал пальцы на горле судьи чуть крепче.

И оно хрустнуло.

Кальто уронил обмякшее тело на землю, переступил через него.

– Все это начинает утомлять, Какофония.

– Я тут ни при чем, – заметила я, направляя на него револьвер. – Мог бы и дальше в сраной воде сидеть.

Ухмылка Какофонии не заставила его даже вздрогнуть. Он шагнул ко мне, а я отступила, взводя курок. Кальто раскинул руки в стороны, обнимая бушующую вокруг нас кровавую бойню.

– Узри разруху, что ты учинила, – проговорил он. – Само твое присутствие сеет гибель и хаос.

Может, это было обвинение. Может, это было восхищение. Мне хотелось сказать, что не ему меня поучать – человеку, который ломает все вокруг своими шагами. Но краем глаза я все время видела вспышки выстрелов, распростертые на улицах тела, груды дымящегося щебня.

И в моменты тишины между вдохами я слышала тонкий голосок, который твердил, что Кальто прав.

Я пыталась его заткнуть. Заглушить колотящимся сердцем, шумящей в ушах кровью. Кальто не прав. Люди ушли – я об этом позаботилась. И я спасу город. Я все исправлю.

– Враги Революции!

Но вскоре я перестала слышать не только тот голосок, но и все остальное.

– Настал ваш судный час!

Все заглушил зычный рев. Скрежет шестерней. Грохот железных ног, крошащих камень.

– Узрите ответ на ваше безумие.

Кальто широко раскрыл глаза, глядя на что-то над моей головой. Я рискнула развернуться. И, когда увидела свой ужас, отраженный в гладком панцире Паладина, я поняла.

Я не просто в переплете.

Я в полной, глубокой заднице.

Несмотря на то, что обычно машины Революции стремятся меня прикончить, признаюсь, я ими даже восхищена.

Ноли, разумеется, ничего не смыслят в истинном искусстве, однако в гладких стволах штык-ружей и изрыгающем пламя рокоте двигателей есть своя красота. Нет, ну в самом деле, исключительный талант, способный заставить броню размером в два раза больше человека двигаться самостоятельно, заслуживает права считаться искусством, верно?

Честно, чтобы не восхищаться Паладином, надо быть полным невеждой.

– Десять тысяч лет!

Но, само собой, если он уже тарахтит своими орудиями, а ты все продолжаешь восхищаться, то ты не столько невежда, сколько кусок идиота.

И мертвеца.

Я же считаю себя личностью разумной.

И как только я увидела, что он поднял руку с вращающимися стволами самозарядной пушки, я поступила как положено всякому разумному человеку.

Развернулась и нырнула за самое большое укрытие, какое смогла найти, – гигантского мужика, который только что пытался меня убить.

Кальто как будто меня не заметил. Он хмуро свел брови, взирая на Паладина.

– Очередная игрушка Революции, – пробормотал он. – Но я по-прежнему не впечатлен их…

А потом пушка открыла огонь.

Она палила непрерывной пылающей строфой. Пули, взвизгивая, отскакивали от камней, задевали постройки, хаотично, повсюду, как хлебные крошки, которые пожилая дама бросает птицам. Я распростерлась за спиной Кальто, прижав голову к земле, и отчаянно надеялась, что меня не заденет шальной пулей. Или что Кальто не решит присесть на дорожку.

Когда крутящиеся стволы прекратили стрелять и замедлились, я рискнула приподнять голову. Кальто стоял все там же, не шелохнувшись. Я осторожно поднялась на ноги. Его глаза были широко распахнуты, рот разинут, грудь усыпана дырами от пуль и брызгами алого. Он оставался жив и глубоко дышал, однако на его лице застыло потрясение, которое он вообще-то давным-давно должен был отдать Госпоже.

Впервые за двадцать лет Кальто Скале пустили кровь.

Паладин на другом конце моста поднял массивную руку. Из клапанов на спине валил дым. Из-под забрала донесся звучный голос.

– Сдавайтесь или же столкнетесь с последствиями, – прогремел он.

– Последствиями? – крикнула я. – А все эти пули тогда что за херь?!

– Даю последний шанс.

Кто бы ни управлял этой уродиной, я знала о нем две вещи: он абсолютно не представляет, как убеждать людей сдаться в плен, и пуль у него херова туча. Кальто – исполинского, могучего, неукротимого – сковал шок. Меня Паладин прикончит, видимо, если просто чихнет. Последнесвет лежал в руинах, и к небу, сражаясь за его просторы, взлетали звуки войны и ужаса.

Сдаться – разумный выбор.

А я – разумный человек.

Именно так.

И если мое бегство привело Паладина в замешательство, продлилось оно недолго. Я рванула вдоль канала, но не успела преодолеть и десяти футов, как двигатели вновь взревели. Краем глаза я увидела блеск металла и пламя.