Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Понять, почему Рикку мог встать на сторону Враки и его Заговора, не так уж сложно. И я совершенно не стала бы его в этом винить, если бы не одно но.

Он числился в моем списке.

Я следовала за ним сквозь мрак, слушая, как он волочит ногу, плещет водой, бормочет под нос проклятия и всхлипывает. Все тщательно выверенные планы позабылись из-за ужасов битвы. Теперь Рикку всего лишь пытался удрать. К Враки, куда последую за ним и я. Рикку был медлителен, охвачен отчаянием и насмерть перепуган.

Так что, думаю, тебе очень интересно, какого рожна я умудрилась его потерять.

Все случилось быстро. В одно мгновение он сворачивал за угол. А в следующее исчез с концами.

Я шепотом выругалась. Телепортировался, мудила. Глупый ход – все равно что пригласить паралич поживиться еще чем-нибудь. Однако теперь он пропал, и я осталась наедине с тишиной и темнотой.

Ну, и сраной жирной крысой.

Она сидела на торчащей из стены трубе и дергала усиками, странно склонив голову. Я злобно на него зыркнула.

– И чо, сука, вылупился? – буркнула я, ткнув в его сторону Какофонией. – Если узнаю, что ты тут как-то замешан, я…

От позорной растраты на грызуна моих самых красочных ругательств меня спас плеск воды. Слабый, но я его все-таки уловила. Вперед, направо, за следующим поворотом. Он двигался еще медленнее.

Я поспешила его догнать, и плеск сменился стуком ботинок о камень – из притопленного канализационного туннеля я вышла на сухой пол, под стоны перегоняющих воду труб ступила в просторную цистерну. Сквозь решетку высоко над головой внутрь любопытно заглядывал слабенький свет звезд. А под ней стоял он.

Он казался лишь тенью во мраке, но я все равно его различала. Прямую спину. Расслабленную позу. И он смотрел прямо на меня.

– Что, с беготней все? – подначила я. – Как всегда благоразумен. Это мне в тебе и нравилось.

Он молчал. Трус репетировал, как будет молить о пощаде. Я, небрежно приложив Какофонию к плечу, приблизилась.

– Не стану обещать, что в итоге отпущу тебя с миром, – продолжила я. – Если хочешь, справимся быстро. Поступишь правильно, отдашь мне то, что причитается? Или ввяжешься в бой, который проиграешь, и сдохнешь здесь очередным куском дерьма, плывущим по реке?

Я умолкла. Он не произнес ни слова. Даже не шелохнулся.

– Если понадобится, – тихо добавила я, – станет очень, очень больно.

– Я знаю.

Это был не его голос.

– Ты не лжешь.

И не его поступь, когда он шагнул вперед. Не его тело, не его длинные пальцы на эфесе меча, не его глаза, изучающие меня.

Не его идеальная улыбка, мягкая, печальная, нежная, словно нож в моей спине.

– Никто никогда не говорил, – прошептал Джинду, – что Сэл Какофония – лгунья.

Я смотрела на тварей, на клыках которых блестела кровь моих друзей. Я ходила по полям сражений, где солдаты, стоящие одной ногой в могиле, все еще дышали, пока птицы рвали их внутренности. Я сидела за столами мужчин и женщин, которые бродили от одного края Шрама к другому, и на всякий их шаг приходилось по трупу.

Но никогда еще моя кровь так не стыла, как в тот момент, когда я посмотрела ему в глаза.

Никакой злобы. Никакой неприязни. Спустя столько времени, трупов, шрамов он смотрел на меня без капли ненависти. И на мгновение я забыла, что было между нами. На мгновение я захотела забыть.

– Рад тебя видеть, Салазанка. – Он шагнул вперед.

Я думала об этом моменте. Мечтала. В голове была тысяча ответов, и каждый заточен в острую иглу, чтобы однажды пронзить его сердце и убить на месте.

Но когда он шагнул навстречу, когда не отвел глаз, когда улыбнулся так, словно между нами ничего не произошло… я их все забыла. Каждая фраза, каждое проклятие, каждое слово, что я могла сказать, просто вытекли из меня. И я смогла только отступить и поднять револьвер.

Моя рука дрожала.

– А, – он остановился и поднял руку, словно это могло меня успокоить. – Верно. – Он медленно кивнул. – Полагаю, что не могу тебя винить.

Долгое время мы просто стояли. Моя дрожащая рука направляла ему в лицо револьвер. Его губы подрагивали, подыскивая нужные слова. Шумела льющаяся вода, гудели трубы, доносились далекие стоны умирающих людей.

«А он всегда был таким высоким?..» – задумалась я.

В безмолвной тишине, без слов, что меня отвлекали, я его рассматривала. Он походил на тонкий холодный нож. Стройный торс сужался к тонкой талии, а ноги стояли так, словно он готов был на меня двинуться. Его лицо состояло сплошь из острых углов и резких граней, в точности как черный меч у него на поясе.

Его тезка.

Джинду Клинок.

– Знаешь, я много думал о случившемся.

Я не знала, каких слов ждала от него при встрече. Может быть, этих. И может, в ответ среди всех тех слов, которые я забыла, у меня была приготовлена идеальная шпилька. Как бы там ни было, я стояла, глядя на него поверх дрожащей руки.

– Та ночь. – Джинду отвел глаза. – Во снах, и когда я просыпаюсь по утрам, и всякий раз, как закрываю глаза, я продолжаю о ней думать.

Он смотрел на мокрые камни под ногами.

– И в моей голове все всегда выглядит так, будто там был кто-то другой. Другой все это сделал, шел рядом с тобой, другой, кто…

Он протянул руки. Пустые. Словно ответ должен быть в них. Должен просто упасть ему в ладони.

– Но там был я. Знаю. – Он вздохнул и закрыл идеальные глаза. – И не важно, как сильно я хотел бы все изменить. Я знаю, что я… – Он покачал головой. – Я пытаюсь сказать «прости». Прости меня, и я всего лишь…

– Джинду.

Голос едва походил на мой. Он сорвался с губ без моего ведома. И палец, как будто чужой, взвел курок Какофонии. Но звук щелчка заполнил все помещение.

– Ты и правда думал, что найдешь такие слова, что я передумаю тебя убивать?

Он резко выдохнул. Выпрямился, как клинок, трепещущий в плоти. Его глаза остались такими же мягкими, как в нашу первую встречу. Но теперь в них таилась и жестокость, словно кто-то снял мягкий слой, показав за ним неровность.

– Салазанка.

Он сделал шаг.

– Не смей.

Голос задрожал. Сэл Какофония не должна дрожать. Рука тряслась. Рука Сэл Какофонии должна быть твердой.

– Не подходи, – сказала я. – Никогда произноси мое имя. – Я ткнула в него револьвером. – Отвечай.

Он остановился. А мне хотелось, чтобы он сделал еще шаг. Он нахмурился. А я хотела, чтобы он усмехнулся. Чтобы дал мне повод. Повод спустить курок. Я не хотела чувствовать свою беспомощность. Я не знала, откуда она. Не знала, почему хотела, чтобы он проклинал и кричал, как другие мрази, которых я отправляла в могилу. Почему хотела, чтобы он сказал что-нибудь, хоть что-нибудь…