Хей, Осман! - Фаина Гримберг

Михал улыбнулся невольно, затем вновь помрачнел.

- Что так сумрачно смотришь? - полюбопытствовал Осман, присаживаясь на ковёр возле постели.

- Да так... - уклончиво начал Михал, но вдруг заговорил прямо: - Боюсь хромым остаться, рана не заживает, загноилась.

- Ты молод, рана затянется. А если и будешь немного прихрамывать, так это не беда, гордость для тебя; ты в битве честной ранен был...

- Оно верно... - Михал отвечал без охоты. И добавил: - Оно верно, только ведь красавица видала меня стройным и легконогим, а теперь-то...

- Да что теперь? Да если эта сука и дочь суки не захочет любить тебя, надо голову ей срубить! Разве не так водится у христиан? Я знаю, вы со своими женщинами жестоки...

Михал не ответил на этот раз ни слова, только усмехнулся слабо и грустно.

- Я тебе приказываю, - заговорил Осман. - Я тебе приказываю, чтобы ты через три седмицы был здоров! Ежели красавицу привезут ранее, будет она помещена в моём дворце на женской половине. Моя жена самолично будет присматривать за ней.

Михал поблагодарил тихим голосом, на тюркском наречии. Осман более не задержался в Харман Кая.

* * *

Длинный поезд повозок, украшенных красиво, тянулся, растянулся далеко. Гнали сменных верховых и тягловых лошадей, везли дары хану Ногаю. Ехали охранные воины. Но никто не был готов к нападению. Конечно, уже ходила молва об Османе, но никому и в голову не могло прийти, чтобы Осман так решительно выступил бы против самого Ногая. А так оно и случилось! Османовы отряды налетели бурей, застали охрану болгарской царевны врасплох, пустили в хорошую работу копья и мечи, посшибали всадников с коней. Легко было углядеть повозку царевны, была украшена повозка богаче всех прочих. Отбили от поезда повозку красавицы, где сидели вместе с ней две её ближние служанки. Возничий громким криком просил пощады, его не тронули, он соскочил на землю и припустился бежать. Один из людей Османа вскочил на место возничего повозки царевниной прямо на скаку со своего коня... Погнали повозку. Но охранные болгары опомнились и пустились вдогон. Тогда - и тоже на скаку - один из людей Османа нагнулся в повозку и, выхватив царевну, посадил её перед собой на седло. Она будто обмерла, но оставалась в памяти, глаза её были раскрыты широко. А тот, который занял место возничего, теперь возвратился, прыгнул на своего коня, в седло. Бросили повозку со служанками и мчались, будто летели... Девушка испугалась страшно тёмных лиц похитителей, длинных чёрных вислых усов, бьющихся на грудях крепких чёрных кос... Так летели! Казалось, копыта конские и вправду над землёй... Далеко отстали преследователи, не отнять им было красавицу!..

Теперь всадники Османа ехали уже не так быстро.

- А что, - обратился один из них к сотоварищам, - что если мы не ту везём? Если выхватили не царевну, а служанку-девку?

- Служанки не имеют таких дорогих плащей на себе, - возразил другой воин. - Ты посмотри на серьги! Где такую служанку ты видел, чтобы навесили ей на уши столько драгоценных каменьев?

- А вдруг? - Тот, который предположил, будто схвачена не царевна, а её служанка, уже поддразнивал сотоварищей своих. — А вдруг не та? Вдруг не ту везём?

- Ну, везём другую! - Третий расхохотался. - А как вызнать? Никто из нас ведь не говорит на её наречии, а она не говорит по-нашему. Не та, и, стало быть, и не та! Ей срубят голову, да и нам заодно!..

Железные руки держали девушку крепко-накрепко, но она поняла, что насиловать её не будут.

Царевну привезли в Караджа Хисар и устроили на женской половине дворца. Сама Мальхун утешала её и ободряла.

- Я тоже болгарка, - говорила Мальхун. - А ты ничего не бойся. Ты, я вижу, привыкла к другим лицам, за воина-тюрка ты не пошла бы!..

- Нет, - отвечала девушка тихим голосом, но горделиво. - Я не пойду за такого воина.

- Даже за такого, как мой супруг? - спросила с лукавством Мальхун.

- Я ни за кого не пойду, - проговорила царевна. - Только не потому что плохи воины твоего супруга, а потому что сердце моё отдала я другому человеку! Прикажи отвезти меня в православный монастырь, я стану монахиней. Я благодарна твоему супругу за то, что он избавил меня от смерти. Ведь я не далась бы хану, я убила бы себя. Пусть твой супруг сделает доброе дело, пусть отвезут меня в монастырь...

- Этого никак нельзя! - сказала Мальхун. - Не для того тебя отбили, не для того избавили от участи наложницы в хараме[277]Ногая.

Красавица поникла головой. И тогда Мальхун спросила её:

— Кто же тот, кому ты отдала своё сердце?

И царевна ответила, тяжело вздохнув, что имя возлюбленного её сердца - Михал, он — знатного рода, в родстве с придворным, царским приближенным Элтимиром.

И Мальхун объявила с торжеством, что красавицу как раз и хотят отдать за Михала! И та, не помня себя от радости, обняла горячо Мальхун и расцеловала в обе щёки...

Пышную свадьбу справляли в Харман Кая, много съехалось туда почётных гостей хороших. Михал ещё опирался на трость при ходьбе, но после рана его совсем зажила и он стал ходить быстро и легко, по-прежнему... Но когда красавица увидела его с тростью, нежное её лицо выразило чувство сострадания безмерного; она подбежала к Михалу и обняла его крепко. Трость выпала из его руки, он обнял Марию... Так они стояли, а потом она наклонилась и подняла трость и подала своему любимому...

Под пение радостных песен украсили брачные покои роскошно. Осман прислал множество ковров и припасы для большого свадебного пира - молоко, масло, айран, пригнали стада баранов... Все видели, что это значит - быть другом Османа! Осман сам прибыл на свадьбу в сопровождении свиты, и вместе с ним были и его брат Гюндюз с сыновьями и Орхан. И Мальхун прибыла со своими приближенными женщинами в красивой повозке.

Утром жених явился к невесте, окружённый музыкантами. Невеста ждала, одетая в парчовое платье, расшитое золотыми нитями. Голова её закрыта была покрывалом. Когда приблизился жених, она откинула покрывало. Жених вывел её по лестнице на двор. Длинная весёлая процессия потянулась к церкви. Были здесь гости, певцы, музыканты и плясуны. Осман и его приближенные оставались, однако, в доме и не приняли участия в свадебном шествии. В церкви произошло торжественное венчание, молодые обменялись кольцами золотыми. Но когда все возвращались после венчания, Осман и его ближние приближенные выехали навстречу и Осман своими руками бросал в новобрачных много фиалок и розовых лепестков, а сын его Орхан держал перед ним с почтением корзину, наполненную ароматными цветами...

А пиршество, устроенное по случаю свадьбы Михала с болгарской царевной, помнили и сто лет спустя, таким оно выдалось богатым, весёлым, праздничным!..