Цвет ночи - Алла Грин

подошёл Ян и обхватил мой живот рукой, легко приобняв, ненавязчиво прижав меня к себе. И я ощутила ухом его дыхание.

— Ава, — шепнул он.

Я начала следовать за его голосом и повернулась к нему лицом. Мир вокруг был ярким и слегка кружился.

— Ты пьяна? — тихо вопросил он.

Мне оставалось только признаться. Моим ответом был утвердительный кивок.

— Плохо, — вдруг проговорил он.

— Почему? — растерянно протянула я, начиная ощущать лёгкую вину, словно я веселилась не под его присмотром на этот раз.

Он выдержал недолгую паузу, словно собираясь с мыслями или не решаясь произнести следующие слова.

— Иначе я бы тебя поцеловал.

Его радужки сверкнули всего на секунду ультрамариновым; он пронзил этим светом мои глаза, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я замерла, невольно задержав дыхание. И он медленно продолжил:

— Но если ты не трезвая, то я не должен. Нехорошо с моей стороны пользоваться ситуацией. Я обещал защищать тебя от чужих дурных намерений.

Моё сердце сжалось. Я вдруг неожиданно для себя поняла, что в глубине души долго ожидала слов, подобных этим, и теперь начала переживать из-за того, что он этого не сделает. Временами я вспоминала наш поцелуй в доме Роксоланы, после того, как мы вернулись из ада, и тогда меня пронзало смущение и одновременно тоска. Поцелуй больше не повторялся, и наши отношения оставались неопределёнными. Мы уже не знали, кем являлись друг для друга. Не знали, какие между нами границы, есть ли они вообще, либо мы всё ещё должны через них переступить. По понятным причинам нечто могло тревожить его, а именно обстоятельства нашего знакомства. Но я уже давно выросла, и он это знал, прекрасно видел, этого было не утаить, невозможно было закрыть на это глаза. И одно мы знали точно: мы были родственными душами, нечто связывало нас — крепкое, невидимое и постоянное. Нам было легко вместе, комфортно и хорошо: мы уже слишком давно были настоящими друзьями. Но лишь недавно начали осознавать, признаваясь в тайне самим себе, что нас связывают чувства и иного рода. И теперь лёгкое трепетное волнение из-за возникшего желания и ожидания обрушилось на меня.

— Поцелуй меня, Ян. Пожалуйста.

Он долго смотрел мне в глаза, пока над нашими головами словно взрывались и падали звёзды, невидимое притяжение между нами усиливалось, а дистанция наших лиц сокращалась. Его запах, его тепло, его глаза, прикованные ко мне, скользящие по моему лицу, по губам заставляли мир вокруг меня кружить быстрее. Ладонь, горячая от драконьего жара легла на мою щёку, и Ян потянулся вперёд, а я — подалась навстречу.

— Иди сюда, — шепнул он и коснулся губами моих губ.

Он впервые по-настоящему, осознанно поцеловал меня на этом фестивале, под всполохами сверкающих фейерверков, и этот поцелуй был полон жара и тепла. Это был другой поцелуй, отличавшийся от двух прошлых. Мы оба вдруг поняли, что перестали быть кем-то просто близким друг для друга, больше не были просто друзьями. После этого всё, что нас ждало впереди — изменилось навсегда. Я бесповоротно перестала быть для него той маленькой девочкой, которую он знал.

С этого момента наши отношения обрели иную форму, более совершенную, более ясную, ту, к которой они и плавно стремились всё это время, все эти годы. Этот поцелуй и всё, что будет после — стало логичным итогом всего нашего общения, нашей дружбы, нашего доверия. И в то же время новым началом. Теперь наши души любили друг друга во всех возможных смыслах, наша связь становилась всё более и более прочной, но теперь стремительнее и быстрее, чем всё это время до. Мы были близки до невозможности. Вечность теперь казалась мне ещё более желанной, если в ней мы могли быть вдвоём.

Кинельган, всё это время сидящий рядом на асфальте, запрыгнул ко мне на сапоги, потоптался по ним несколько раз, и, обвив поводком мои ноги, побрёл в сторону с таким напором, что я начала терять равновесие. И мы с Яном покачнулись, оторвавшись друг от друга.

Ян усмехнулся, переведя взгляд вниз, на моё животное, по-доброму или нет — я не поняла, но забрав у меня из рук поводок, цмок меня распутал и, взяв за руку, повёл куда-то в сторону, где почти не было людей. Тудак, откуда доносился свежий солёный запах, и где воздух был пропитан прохладной влажностью.

Вскоре мы оказались на набережной. Море находилось в тени, освещённое лишь светом луны: полного налитого месяца, горящего дружелюбным жёлтым светом. Пляж пустовал, и мы в одиночестве спустились по ступенькам, и теперь шли по песку. Остановились у самой воды, где к берегу медленно прибывали тихо шипящие волны, и где ветер, не такой разгорячённый, как в охваченном гулянии городе, играл с моими волосами, обдавая холодком.

Я отцепила Кинли от поводка, пока вокруг было безлюдно, и он стал бродить по самой кромке берега с любопытством наблюдая за прибоем, а затем взлетел и стал кружить в воздухе недалеко от нас.

Ян обнял меня, закрывая от пронизанного сыростью воздуха, я прижалась к его шее лицом, обвив её руками, и прильнула к его коже губами, чтобы поцеловать. А затем он обернулся назад, и удостоверившись, что никто нас не видит, вызвал вспышки синих молний и туман — он обращался, прямо здесь, и брал меня с собой. Спустя короткое мгновение я оказалась сидящей верхом на своём драконе, и вслед за Кинли, он взмыл в воздух, и понеся по ветру, над тёмным глубоким морем.

Мне нравилось жизнь жизнью Яна, с ним самим, и я понимала, что он имеет твёрдые намерения меня не отпускать. У него было много знакомых везде, в мой стране и по всему миру, и мы приятно и весело проводили время, пока я училась несколько лет в художественной академии. Сбылась моя мечта — рисование стало не просто моим хобби. Мы часто бывали с друзьями, в шумных компаниях и тихих, дни проносились в гармонии, мы делали то, что нам нравится. Пока я занималась работой, Ян отлучался и отлавливал нечисть с земель порубежного мира. Или посещал навь, выполняя свои обязанности. Нас и правда, как и обещала, часто навещала Валентина. Так же к нам в гости наведывался Велес, но не без причин — он появлялся, когда ему нужна была какая-нибудь информация от цмока или обсудить их божественные дела.

Почти первое, что Ян сделал, когда мы вернулись из путешествия по Европе и от четы Нобиле — избавился от своего проклятия, насылаемого песней о Ящере раз и