Загробные миры - Скотт Вестерфельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А разве больше ничего в Минди не показалось тебе знакомым? – задала наводящий вопрос Дарси.
Анника Патель нахмурилась.
– Каким образом, объясни?
Дарси промолчала. Естественно, Кирали была права – чудовищно заговаривать о Раджани вслух, по крайней мере, пока не окончена серия. Однако Дарси не верилось, что мать совсем не уловила параллель между двумя девочками.
У Дарси даже возникло подозрение, будто это недостаток ее произведения. А может, мать уже не преследовал призрак прошлого. Что, если она оставила ту трагедию в Индии?
– Я подумала, что ты заметила… – начала Дарси и осеклась на полуслове. Она не хотела первой упоминать о Раджани, опасаясь, что в итоге все ее мысленные декорации сложатся, как карточный домик. Получался какой-то акт экзорцизма, возможно, предательства. История родилась в голове у Дарси, она так берегла свой замысел, а сейчас чуть было не проговорилась. Но тогда каждая страница «Безымянного Пателя» окажется немного другой, подпорченной раскрытием ее тайны.
Почему же мама вела себя таким образом?
– Что случилось, милая? – спросила Анника Патель.
Все с любопытством уставились на Дарси. Ей требовалось сказать хоть что-нибудь, лишь бы защитить свое маленькое привидение.
– У меня есть девушка.
Молчание длилось не очень долго, но для Дарси оно стало бесконечным. Внезапно взгляды присутствующих переметнулись на ее родителей. Мать и отец, конечно, еще ни о чем не догадывались. Они были скорее озадачены, но, честно говоря, заявление Дарси оказалось настоящим non sequitur.[112]Как бы то ни было, но тетя Лалана смотрела на нее смеющимися глазами.
– Полегче, Патель, – заявила Ниша.
Поскольку чары развеялись, Дарси продолжила:
– Народ, я хотела вам рассказать. Мы вместе уже несколько месяцев. Она мне очень нравится.
Странно, но теперь она чувствовала себя так, словно перенеслась в актовый зал школы «Авалон». Тогда она впервые выступала в качестве автора. Но сейчас у нее не было времени разволноваться, и нужные фразы приходили сами собой.
– Девушка? Вот неожиданность! – с неуверенной улыбкой сказала Анника Патель и вдруг с воодушевлением произнесла: – Дарси, милая, мы тебя любим. И всегда будем любить.
– Ага, – кивнула Дарси. Она это знала, но была поражена, услышав эти слова. Ее дыхание сбилось, а на глаза навернулись две непролитые слезинки, из-за чего собравшиеся за столом стали резче и отчетливей.
– Благоприятная возможность, благоприятная, – шепнул Саган.
А на лице ее матери появилось озадаченное выражение.
– Я что, должна была выяснить это при чтении? Я что-нибудь упустила?
– Нет. Я… – Дарси запнулась. – Имоджен очень хорошая, и, думаю, вам она понравится. Простите, что я ничего вам не говорила.
– Ты выбрала безупречный момент, Дарси, – вступил в разговор отец.
Она улыбнулась ему в ответ, как будто сообщила об этом в первый вечер Панча Ганапати умышленно, а не просто потому, что она – удачливая трусиха. Но папа не ошибся – момент и впрямь оказался безупречным.
Дарси не возражала против такой удачи. Она сидела в окружении своей семьи и друзей за праздничным столом и не сомневалась в том, что она любима.
Вот в чем заключалась ее вера.
Маленькие убитые девочки привели мистера Хэмлина в восторг, но затем я объяснила, что они не придутся ему по вкусу. Их недолюбили.
– И ты меня оставишь с ним? – спросил он, показывая на забившегося в угол призрака.
Спустя пару минут после того, как тело убийцы замерло, в воздухе стал парить его дух. Кстати, он оказался более тощим, чем я ожидала, носил пижаму с цветочным рисунком и белые носки. Вряд ли он меня заметил, поскольку был слишком занят разглядыванием пяти девочек в палисаднике. Может, он всегда подозревал, что они находятся именно там, и решил, что его кошмары превратились в реальность. А может, думал, что сам попал в кошмар. Он ничего не говорил, просто заполз в самый темный угол комнаты и смежил веки.
– Да, – ответила я мистеру Хэмлину. – Я его убила, а теперь, пожалуйста, разрежь его на куски.
Старик-психопомп оглядел меня с ног до головы, не упустив грязь под ногтями и лопату в руках. Его улыбка все ширилась и ширилась, пока не стала казаться извращенной и уродливой гримасой.
– Я знал, что в тебе это есть, девочка.
– Научи меня, как расчленить его воспоминания.
Мистер Хэмлин наигранно вздрогнул.
– А у него весьма мерзкие воспоминания. Тебе лучше начать с чего-нибудь приятного.
– Я не собираюсь шить из него лоскутное одеяло. Я хочу, чтобы он исчез. – Я посмотрела в окно на маленьких девочек. – И освободить их.
– Он мертв. Его воспоминания вряд ли что-то удержат надолго. – Старик пожал плечами и прищурился. – Но мы можем немного ускорить процесс.
А потом мистер Хэмлин продемонстрировал мне содержимое карманов его лоскутной куртки.
Я увидела найденный им кусок памяти – нечто отвратительное. Старик заявил, что это – большая редкость, и я могу столетиями путешествовать по реке, но даже не почувствовать, как похожий обрывок заденет шею. Однако я бы определенно заметила, если бы такое случилось! Дрожь, которую я ощущала, держа тонкую нить в руках, была особенной, как будто мой позвоночник обвивал скользкий извивающийся угорь.
Мистер Хэмлин объяснил, что нить как алмаз, сформированный под невообразимым давлением, и она легко искромсает незначительные воспоминания. Подобные нити возникают, лишь когда происходит нечто невообразимое, например, гибель целого города в огне. Он сам был свидетелем такого с полдюжины раз.
– Соблюдай предельную осторожность, – предупредил он меня. – Все, что способно резать призраков, может поранить и тебя, даже в загробном мире.
Для психопомпов вроде него нить воспоминаний являлась совершенным орудием.
Пока мы работали, маленькие девочки бледнели. Убийца помнил их лучше, чем их родные и близкие. И по мере того, как его призрак разделялся на яркие, мерцающие пряди, девочки, бессвязно лопоча, сходили на нет, рассеиваясь одна за другой.
Наконец-то свободные или попросту исчезнувшие.
Тогда я узрела больше, чем хотела. Пока в моих ладонях пульсировали воспоминания убийцы, передо мной промелькнул его отвратительный жизненный путь. Однако, какой бы ужас ни вызывали во мне те видения, было в работе мистера Хэмлина нечто изящное. Он вычленял и кромсал отдельные нити из путаницы жизни убийцы, действуя, как умелый хирург и талантливый рассказчик.