Загробные миры - Скотт Вестерфельд

– Нет, но тебе определенно надо повернуть ключик, – серьезно произнесла Ниша. – И дам тебе сестринский совет. Поторопись, сделай это до того, как ты объявишь родителям о своей сексуальной ориентации. Знаешь, просто на всякий случай.

Дарси задумалась. Она считала, что поступает честно, не суя свой нос в тайны Имоджен. А если дело снова в новом скелете в шкафу?

Возможно, Ниша права и лучше разобраться с неизвестностью раз и навсегда.

– Ты меня убедила. Когда закончу, пришлю тебе эсэмэс.

В итоге по запросу «Одри Флиндерсон» было не так уж много ссылок.

В основном, результаты поиска привели на блог Имоджен в колледже. Дарси прочитала несколько записей, и ее поразило лишь то, насколько они скучны. Она видела проблески будущего стиля Имоджен, но предложения были корявыми, повествование путаным и сбивчивым.

На первой страницы поисковика располагались и обзоры Имоджен к фильмам: более свежие, лучше скомпонованные и написанные в забавной манере, на которую никогда не претендовала «Пиромантка». Там было полно сквернословия, но ничего такого, что Имоджен не сказала бы перед аудиторией в книжных магазинах. Если бы не один очерк, находящийся на самом верху выборки, Дарси терялась бы в догадках, почему Имоджен скрыла свое старое «я». Текст находился в общем блоге и имел заголовок «Непопулярное мнение. Моя бывшая девушка – сучка».

Дарси оставила его напоследок. Она читала его медленно и внимательно, с замиранием сердца.

Он был по-своему блистателен: разительный и ироничный, остроумный и смешной. В очерке рассказывалось о безымянной бывшей из числа студенток колледжа, о ком-то ревнивом, эгоистичном и подлом до отпада челюсти. В искусно нарисованном, беспощадном портрете яд сочился из каждого слова. Очерк переполняли явные преувеличения, но он удивительным образом заставлял Дарси считать небылицы о его героине былью.

Он вселял ужас, но, подобно кровавой аварии на обочине дороги, не позволял отвернуться. Дарси захватило постыдное удовольствие наблюдать, как публично рвут на части незнакомку, жуткую личность, которая это заслужила и которую непонятно почему какое-то время любила Имоджен.

Оторвавшись от ноутбука, Дарси откинулась на спинку стула и вздохнула. Страшно то, что она видела проблески теперешней Имоджен – ее страстность, ее напор. Она даже представляла, как ее подруга исступленно рассекает руками воздух, разражаясь своей речью. То была квинтэссенция Имоджен, очищенная гневом и болью от предательства.

И ее за них вознаградили. Очерк собрал свыше тысячи комментариев, им бесчисленное количество раз делились с друзьями. Наверняка он всегда будет первым результатом поиска по «Одри Флиндерсон».

Дарси попыталась представить, что прочла этот текст пять месяцев назад, на следующий день после первого поцелуя с Имоджен. Он и сейчас казался резковатым, а тогда бы уподобился вылитому на голую кожу кипящему маслу.

Зато теперь таинственность стала понятной. Дарси пробормотала недавнее предостережение Имоджен: «Слова, которые мы пишем, не всегда характеризуют нас самих».

Справедливо, верно? Возможно, очерк частично отражал характер Имоджен. Вероятно, она играла роль обиженной, злой особы, примерно так же, как поступила Дарси, представляя себя мистером Хэмлином. А ведь в любом литературном произведении есть доля вымысла.

А если все совершенно наоборот и Одри Флиндерсон только притворяется Имоджен Грей?

Дарси отогнала эту мысль и схватила телефон.

«Дело было просто в страшной истории, – напечатала она. – Ерунда».

* * *

Зима раскрыла Нью-Йорку свое холодное сердце. Мороз заткал оконные стекла большой комнаты ледяной паутиной, а выпавший снег заглушил рев грузовиков и машин снаружи. И неважно, насколько усердно гудели древние батареи, в квартире 4Е все равно оставался такой холод, что Дарси куталась в свитера, а Имоджен печатала в митенках. Но подруги не жаловались, потому что стылый воздух был малой платой за большие окна и вид из них на Китайский квартал, с крыш которого свисали сверкающие острые сосульки.

Если Дарси и вздрагивала от чего-то по ночам, так это от развязки своего романа.

На сегодняшний день она уже много раз переписала последние три главы, сделав десяток попыток сохранить жизнь Ямарадже и не разлучать влюбленную пару. В некоторых вариантах Лиззи отказывается от человеческой жизни, спускается в подземное царство Ямараджи и навеки поселяется в роскоши, холоде и серости. Тем не менее в переписанных концовках всегда где-то на заднем плане горюют мама и друзья Лиззи, и Дарси не удается избавиться от чувства, что парни с шикарными замками – это несколько по-диснеевски.

В других версиях Ямараджа отказывается от бессмертия ради того, чтобы жить с Лиззи в солнечном реальном мире. В этих концовках друзья и семья Лиззи не оказываются в подвешенном состоянии, однако герои сталкиваются с трудным положением Ями и всего народа Ямы, которое не дает им спокойно жить. Эти призраки остались позади и бледнеют в зеркалах заднего вида ее романа, подобно тысячам нежеланных домашних питомцев на обочине дороги. И что еще хуже, удалив Яму из подземного мира, Дарси уберет из своего вымышленного мира последние остатки индуизма.

Дарси требовалось найти третий путь, концовку, которая не только сохранит жизни обоим персонажам, явится развязкой истории, но и предоставит «Безымянному Пателю» задел на будущее. Ей требовалось сделать Ямараджу глубже, кем-то большим, чем желанный приз.

В безупречных завершающих главах писательское мастерство должно подняться до небывалых высот. Тем не менее, сколько бы раз ни начинала переписывать Дарси, сколько бы ни вглядывалась в заиндевевшие окна большой комнаты, концовка никак не шла.

Она попросила следующую отсрочку и получила ее. Однако Нэн Элиот дала понять, что конец января – это окончательный крайний срок, линия, которую не пересечь даже владыке мертвых.

– Мои родители спрашивали меня о Рождестве, – однажды ночью, когда ей не особо хорошо писалось, сказала Дарси.

– И что же? – спросила, не прекращая печатать, Имоджен.

– Ну, «спрашивали», наверное, не совсем точное слово. Они ожидают, что я к ним приеду и погощу неделю. Да это и не настоящее Рождество. Мы празднуем Панча Ганапати.[105]Это пятидневное чествование бога Ганеши.

Прекратив перебирать пальцами, Имоджен подняла глаза.

– Я думала, что твоя семья не религиозна.

– Так и есть, – ответила Дарси, – тем не менее мы подвешиваем на сосновые ветви мерцающие лампочки и в последний день, который приходится на двадцать пятое декабря, дарим друг другу подарки. Все мероприятие было задумано, чтобы заставить индийских детишек на время забыть о Рождестве.

Имоджен усмехнулась.