Это всё ты - Елена Тодорова

– Смеешься, что ли? Афишировать! Весь город так или иначе в курсе. Только тупой не следит за делом Нечаева.

Подтверждение словам Мадины случается неожиданно и очень впечатляюще. В какой-то момент в медиатеке универа на большом экране, который находится в центре зала, появляется прямое включение из зала суда.

Все присутствующие стоят и внимательно с неприкрытым волнением слушают оглашаемое решение.

Я нахожу взглядом семью Нечаевых, когда в сознание врезаются слова:

–…постановил: освободить Нечаева Романа Константиновича…

Договорить судье удается не сразу, потому как тишина в зале прерывается. Родные и близкие плачут, торжествуют и обнимаются. У меня самой слезы заливают щеки, когда я вижу, как Ян прижимает к себе маму, как подскакивают и ликуют его братья, как горделиво вскидывает голову все еще огражденный стеклом от общества отец.

– Я понимаю ваши эмоции… Должен сказать, мне тоже трудно говорить, но прошу вас соблюдать тишину, чтобы я мог закончить оглашение приговора, суть которого вы уже поняли, в официальном порядке, как того требует закон, – призывает судья, с трудом владея голосом.

На медиатеку он, увы, влияния не имеет. Поднимается шум, который не способны остановить даже сотрудники. Впрочем, по лицам заметно, что они радуются за Романа Константиновича вместе с ребятами, которые успели полюбить и проникнуться уважением к Яну.

–…освободить из здания суда, – все, что улавливаю я, лишаясь возможности что-либо видеть.

А когда удается восстановить эту функцию, трансляция показывает воссоединение семьи Нечаевых. Я так за них рада, что еще долго рыдаю у Валика на плече.

– Так… Ну… – толкает Мадина, когда я затихаю. – Думаю, нам пора. Статья сама себя не напишет, а киска сама себя…

Андросов закашливается, даже краснеет от натуги.

– Ага, борщ сам себя тоже не сварит, Мадя.

– Бош! – в исполнении Скоробогатовой это человеческое «Боже». – Бош, какой, к черту, борщ? Фу.

– Фр­-р… Сделаю вид, что не помню, как ты в прошлый раз наяривала ночью вприкуску с салом…

– Что??? – возмущается Скоробогатова, непривычно зардевшись. – Ты, вероятно, бредишь. Наяривать ночью я могу только…

– Сходи помолись, Мадя. Может, память вернется.

– Ты… Достал! – вспылив, подскакивает на ноги и демонстративно уносится прочь.

– Не пойдешь за ней? – шепчу Валику.

– Пф-ф… Больно нужно, – отмахивается он. Но я ведь вижу, что расстроен. – Может быть, позже… Как-нибудь…

Ничего более не говорю ему, просто потому что сама не знаю, как в такой ситуации лучше действовать. Собираем вещи и вместе идем на трамвайную остановку. Уже в дороге мой телефон наконец-то звонит.

– Юния, к тебе Свят приходил, – сообщает Агуся.

– Ох… А почему ты плачешь?

– Он был очень расстроен… – вырывается у нее сбивчиво. – Ты в курсе, что обвинения по этому чертовому делу предъявлены теперь его отцу??? – шок, который вызывает эта информация, не может быть продолжительным. Потому как Агния сердито добавляет: – Вместо Нечаева!

– Постой, Агусь. Что значит, вместо Нечаева? Он-то при чем теперь? Его оправдали законным путем!

– Угу… Конечно!

– Все, давай. Поговорим дома.

Отключившись, пробую связаться со Святом. Но он вызов не принимает.

А потом… Мне звонит Ян, и я обо всем забываю.

– Ю… Папа дома.

Говорит тихо, но сколько же в его голосе счастья.

– Я очень рада, Ян.

Уставившись в серые пейзажи за окном, чувствую, как по щекам вновь бегут слезы.

– Хочу, чтобы ты пришла.

– О, а можно?

– Конечно. Я должен вас познакомить.

– Тогда… Я выйду за две остановки до дома. Пересяду на маршрутку.

– Я сам тебя заберу.

Не возражаю.

Выхожу, как договаривались. Пишу, что буду на паркинге мебельного магазина. Пока жду, еще раз пробую дозвониться до Свята. Но результата нет. Поэтому отправляю сообщение.

Юния Филатова: Привет. Ты заходил? Можем встретиться вечером?

Когда прилетает ответ, у меня по спине мурашки бегут.

Святослав Усманов: Завтра зайду. Должен быть с мамой сейчас.

Юния Филатова: Хорошо. Во сколько примерно? Я буду на игре. У нас финал. Не могу пропустить.

Святослав Усманов: Приду на стадион.

Юния Филатова: Договорились.

Едва я справляюсь с эмоциями, на паркинг заезжает Ян. Заскакиваю в машину и сразу же тянусь через консоль, чтобы обнять. А он меня целует.

– Твои родители точно не против будут, что я приду?

– Точно, Ю, – улыбается, но как-то устало. – Все ждут нас.

– Ян… – окликаю его уже в пути. Дожидаюсь, когда посмотрит и ободряюще сожмет руку. – Это правда, что обвинения предъявили отцу Свята? Как же так?.. Поверить не могу… Почему? Есть серьезные основания?

– Да, Ю, – вздыхает Ян, глядя на дорогу. – Все очень серьезно.

– Какой кошмар… Святу только этого сейчас не хватает…

– Да, пиздец.

– Как же Валерий Геннадьевич… Разве он мог? – лепечу бессвязно. Просто в шоке от ситуации. – Какое отношение к этому всему имеют Усмановы? Откуда, Ян?.. Я не понимаю…

Нечаев громко сглатывает, стискивает мои дрожащие пальцы и начинает объяснять:

– Около двадцати лет назад мой отец был выпускником экономического. Без денег, без знакомств и родни, которая могла бы хоть куда-нибудь его пропихнуть. Примерно на том же уровне находились и два его сокурсника – Валерий Усманов и Вячеслав Родинский. Вместе они создали свою первую фирму. Взлетели быстро, потому что и головы на плечах у каждого были, и вкалывали так, что дай Боже… Открывали филиалы по другим городам, в целом круто развивались, перспективы были хорошими. Но… В один момент для того, чтобы подняться выше, нужно было пойти по какой-то черной схеме. Мой отец воспротивился. Родинский колебался – то да, то нет. Завязался конфликт, после которого было решено разделить компанию. Но тихо-мирно этот процесс не шел. Месяцы тянулись, судебная тяжба с ними, ситуация обострялась… Никто из троих свою долю продавать не хотел. А вместе работать уже никак не получалось. И в общем… Есть свидетель, который подтвердил, что Родинского убрал Усманов. Уж не знаю, преднамеренно или в порыве гнева. Самое паскудное, что подставить он решил моего отца. В офисе нашли окровавленную одежду, которая якобы принадлежала папе. Анализ подтвердил, что биологический материал на ней принадлежит покойному Родинскому. А то, что там не было ни грамма ДНК моего отца, прокуратура изначально проигнорировала! Пока я не отыскал этого самого свидетеля, который и подтвердил, что видел, как мой отец уезжал с того места,